Мой (не)желанный малыш
Шрифт:
– Но почему? – поспешно понижаю тон, понимая, что вопрос прозвучал достаточно громко. – То есть я хочу сказать почему…
Встречаемся глазами. В нетерпении напряженно жду ответа.
– Неужели твой отец не сказал, – Стэфан в притворном изумлении приподнимает темную бровь, а затем почти выплевывает, – что я наполовину «грязный» цыган? – делая вид, что не замечает моего удивленно приоткрытого рта, Дицони продолжает: – И, конечно, для него далеко не новость, что конина табуирована для моей национальности.
Даже не замечаю,
Будто не замечая моего замешательства, Стэфан Дицони продолжает:
– Люди думают, что главное – ударить посильнее. Это неверно, – сжимает так сильно вилку, что, кажется, еще немного и она согнется, как мягкий податливый алюминий. – Чтобы было больно, необязательно бить сильно. Главное – знать, куда бить.
Настойчивый звонок прерывает наш разговор. Покосившись на экран своего сотового, в слух стону:
– Это отец.
Черт! Как не вовремя…
– Ответь, – удивляет Стэфан, кивая на телефон. – Вдруг что-то важное.
Неохотно взяв трубку, подношу прохладный пластик к уху. Но как только слышу полные яда слова, почти тут же убираю сотовый подальше от лица.
– Это правда, что ты сейчас с этим?! – орет отец, как не в себя. – Не смей врать! Тебя видели Соколовы в «Портье»!
– Я и не собиралась врать, – выбиваю окончательно из колеи своим ответом отца. – Да, я со Стэфаном.
Мучительно краснею от полившегося в сторону Дицони потока грубых оскорблений. Молюсь только об одном: чтобы динамик телефона не был таким громким, как об этом говорили продавцы в бутике, когда нахваливали трубку последней модели. Увидев, как мужчина продолжает со спокойным видом ужинать, немного успокаиваюсь.
– Ты немедленно уберёшься оттуда, Катя! – даже через динамик ощущаю волны ярости, что бьют гейзером из отца. – Слышишь, Екатерина? НЕМЕДЛЕННО!
Бросив раздраженный взгляд на динамик своего сотового, хмурюсь. Да ты что?!
А затем делаю то, чего никогда бы раньше себе не позволила – нажимаю на сброс.
– Как я устала от всей этой дряни! – слова почти помимо воли слетают с губ, когда поднимаю нечастный взгляд на Дицони. Мне стыдно, что отец называл его такими словами – это низко даже для него.
– Какой именно? – яркие глаза брюнета блестят, подталкивая к разговору.
– Всей вообще! – в моем голосе все оттенки отчаянья переливаются.
– Кать, если устала, то почему ничего не предпринимаешь? – довольно участливо интересуется Стэфан. – Делай то, что ты действительно хочешь делать. Не играй в его игры. Ищи свой собственный путь, – пожимает широкими плечами.
Будто все зависит от меня! Бесит!
– Все не так просто, – громко вздыхаю, прежде чем продолжить. – Боюсь потерять свободу, – сама себе противоречу. Ведь живу в доме родителей, словно птица в золотой клетке.
Стэфан галантно подливает перламутрово-розовую жидкость
– Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться, – бьет прямо в цель Дицони. – Да и в чем именно заключается твоя свобода, милая? К чему эти страдания?
– Забей, – слегка моргаю, чтобы прогнать выступившие соленые слезы. Длинными ресницами прикрываю глаза, чтобы спрятать ту боль, что причинили слова отца. Вымученно улыбаюсь. – Я научилась страдать пассивно.
Стэфан хмурится, а затем откладывает вилку в сторону. На широких четко очерченных скулах желваки играют. Не сомневаюсь, что он все слышал. Все те мерзкие слова, что отец, словно бешеных псов с поводков спустил в его сторону.
– Представь, что ты тонешь. Ты же не будешь ждать что тебя спасут? – мотаю головой. – Вот и сейчас не жди. Действуй.
Мну в пальцах бежевую льняную салфетку. Нерешительно прикусываю губу.
– Я хочу доказать отцу, что чего-то стою. Понимаешь?
– Понимаю.
– Что справлюсь и без его проклятых денег! – в глазах вновь слезы обиды собираются. – Не хочу быть у него на крючке, – чувствую себя неловко под взглядом внимательных проницательных глаз. – Мне тут о тебе много гадостей наговорили.
– Перечисляй, – снова удивляет Стэфан.
– Зачем? – округляю удивленно глаза, – Хочешь оправдаться?
– Нет, хочу дорассказать то, что твой отец упустил, – добродушно подмигивает Стэфан.
Непроизвольно уголок рта вверх ползет. Поразительно! В который раз удивляюсь тому, как Дицони умеет влиять на мои эмоции. Пара слов и – все, что до этого меня буквально убивало, кажется уже таким примитивно глупым. Не стоящим внимания. Отец сам себя выставил дураком и неотёсанным неандертальцем.
– Если с тобой поступают несправедливо, унижают, оскорбляют твои честь и достоинство – борись! – Стэфан берет мою прохладную ладонь в свою – большую и надежную. – Всеми доступными тебе способами и средствами, иначе когда-нибудь, Катя, ты исчезнешь. Просто растворишься в чужих желаниях и целях.
Вдоль позвоночника ползет страх. Только что Стэфан Дицони озвучил все то, чего я так боюсь! Все мои страхи.
– Знаешь, я так рада, что мы познакомились, – губы складываются в мягкую улыбку. – Мне и правда сейчас очень нужен такой друг, как ты.
– Друг? – в притворном ужасе охает Стэфан. Только вот в пронзительных глазах черти пляшут. – Я-то думал, что мы тайно сбежим в деревню, где нас обвенчают в церкви, – светлые глаза смеются, пока Дицони нахально дразнит. – Я все спланировал! Мы купим дом в какой-нибудь паршивой деревушке, старый ржавый трактор и начнем разводить лошадей, – касается сильным пальцем своего предплечья. – А здесь я выбрал местечко, чтобы наколоть твое имя, а ты можешь сделать татуировку с моим именем поперек своей поясницы. Так бы я мог доказать всем, что самая красивая девчонка города принадлежит мне.