Мой (не)желанный малыш
Шрифт:
Сжимаю пальцы в кулак готовясь к буре.
– Успокойся, па. Я всего лишь устроилась на работу.
Я поступила верно! Стараюсь дышать ровно, но сердце стучит истерично не в такт, промахиваясь. Дицони прав, если непрерывно наступать на своё человеческое достоинство, то в один прекрасный день перестанешь замечать его отсутствие! Все внутри буквально протестует, против такой судьбы. Делаю тише динамик, заметив любопытный взгляд водителя в зеркале дальнего видения.
– Да, собрала вещи, – подтверждаю и парирую брошенные в меня острые, как копья, упреки отца. – А что мне еще оставалось,
Буквально подпрыгиваю вверх на очередной кочке. Да что б ее…! Когда уже починят дорогие в этом городе?!
Голос отца гремит в динамике, и я морщусь, когда слышу достаточно справедливый вопрос о Сазонове.
– Па, ну причем тут Илья? – тяжело вздохнув, нахожу в себе силы честно ответить. – Прости, но я не выйду за Илью. Я его не люблю, – недоверчиво молча пялюсь на экран сотового, когда слышу ответ отца. Возмущенно поднимаю брови: – А мне это важно!
Не могу поверить! Он сказал, что любовь, то есть мои чувства, для брака не важны!
– Пап, это моя жизнь! – говорю с горячностью, пытаясь достучаться до родителя. – Может, это первое и самое важное в моей жизни решение! А может, мне не нужны твои деньги! – следующие слова отца заставляют меня поспешно протараторить: – Стой, я сказала может!
Конечно же, после этого следует череда угроз и финансового шантажа.
– Да, знаешь что, пап! – пылю, ощущая всплеск юношеского максимализма. – Можешь забрать карточки! Я и так справлюсь.
Звучит вопрос «И на кого моя дочь работает?», что вводит в ступор. Промолчать – значит струсить.
– «SD Карпарейшен».
Салон гробовая тишина заполняет. Все, что я слышу – лихорадочный стук своего сердца. Кажется, что тишина не выдержит и вот-вот рассмеется.
Мне больно, когда отец говорит мне все эти жестокие вещи. Однако, когда он вот так молчит, мне становится по-настоящему страшно и холодно. Обхватив плечи, дрожу так, будто все минус двадцать долбануло. Я знаю, что далека от идеала дочери, но… Все, чего я хочу – просто чтобы отец принял меня такой, какая я есть. Сморгнув слезы с глаз, ровным голосом прощаюсь:
– Извини, папа, но мне пора.
Не дожидаясь ядерного взрыва, нажимаю сброс. И что теперь будет? Знаю, будет сложно, но, сделав это, я буду так счастлива, как не была никогда в своей жизни. Мысленно хлопаю себя по лбу. Великолепно, я становлюсь одной из тех, кто постоянно разговаривает сам с собой, когда все плохо. Смотрю в окно, но вижу все как будто сквозь тусклое стекло: людей, деревья, здания. Будто моя почти хрустальная «линза», всегда играла радугой в преломлении, но оказалась слишком хрупка. Теперь ничего разобрать нельзя, кроме трещин и безобразных перевернутых пятен. Ну, и к черту розовые очки… К черту! Что-то смеётся истерично внутри, постепенно понимая трагизм перевернутого НАСТОЯЩЕГО мира.
Машина замедляет ход, и водитель прорывается сквозь мои далеко не радужные мысли:
– Девушка, приехали. Вам к главному входу?
– Что? – встречаюсь взглядом с водителем и поспешно тянусь к смятым зеленым бумажкам, приготовленным заранее на проезд. – Да-да, у главного, пожалуйста.
Глава 30
Катя
–
Стэф подливает минеральной воды в стакан и смотрит испытывающее из-под бровей. А я делаю вид, что очень увлечена подсчетом пузырьков, которые вальс в моем стакане устроили. Стэфан Дицони беспокоится за меня… Как мило!
– Первый шаг в устранении моббинга* – признание его существования в коллективе, – Стэфан выглядит и правда обеспокоенным. – Все, чего я хочу, чтобы тебе, Катя, комфортно было.
Скрещиваю руки так, что в вырезе белоснежной блузки полушария груди приподнимаются. Даже не буду делать вид, что три верхние пуговки случайным образом перед обедом расстегнула. Взгляд Дицони, естественно, тут же вниз ныряет.
– Нет, – пожимаю плечами, кокетливо из-под ресниц взглядом стреляю. – Он душка.
Услышав этот эпитет в сторону Стаса, Стэфан неохотно взгляд от моего декольте отрывает. Дицони морщится, левый уголок в кривой улыбке обозначается. Не нравится, как его главного помощника назвала. Стас, конечно, еще та заноза в одном месте, но Дицони необязательно об этом знать.
Безжалостно пустив стрелу ревности в сторону босса, со спокойной душой обедать продолжаю. А что поделать? Здесь такие вкусные тефтельки в сливочном соусе. Мм-м! Но стоит поднять глаза, как встречаюсь взглядом с задумчивыми глазами под густыми темными ресницами. Все мысли о еде в один миг куда-то испаряются. Крошечные колибри в моём сердце радостно трепещут крылышками в такт каждому стуку сердца. Как же мне Дицони нравится! Взгляд, голос, манеры…
– А коллектив как? – делает большой глоток кофе, прежде чем за вилку взяться. – Проблем не возникло?
Не могу скрыть лукавой улыбки, наблюдая за тем, как Стэфан с аппетитом справляется со своим стейком.
– Мне все объяснили, не волнуйся.
– Например? – приподнимает вопросительно бровь, ждет подробностей.
Промокнув губы одноразовой салфеткой, невинно хлопаю глазами:
– Во-первых, когда делаешь работу долго – ты медлительная. Если шеф делает работу долго, это другое – он щепетильный, – подкалываю Дицони, на ходу придумывая. – А если я сделаю что-то по своей инициативе – значит выделываюсь. А вот когда шеф – он инициативный. Ну, и если меня нет на рабочем месте, я шатаюсь, а если нет шефа – он на деловых переговорах.
Плечи Стэфана дрожат от смеха, улыбку прячет за чашкой кофе. Сделав строгое выражение лица, ворчит:
– Лучше бы научили в Экселе работать, – тон мужчины теплеет, когда добавляет: – Смотрю, ты быстро влилась в новую обстановку.
Щебечу в отчет, словно беспечная птичка:
– Это все потому, что я достаточно быстро начинаю общаться. Просто хочу подружиться со всеми, – кручу серебряное колечко на пальце. – А если люди видят, что к ним с добром и искренне, то и они с добром идут в ответ, – в знак подтверждения своих слов киваю. – Я давно для себя формулу вывела. Например, если вижу, что человек занят или не особо заинтересован в общении со мной, то стараюсь его особо не дёргать. Просто пожелать доброго утра, когда в офис захожу, вполне не сложно. Как думаешь?