Мой ненастоящий
Шрифт:
Невеста? Он точно ничего не перепутал? Может, это я что-то перепутала? Может, это у меня от нервов крыша поехала? Или, может, у него?
— Вы с ума сошли? Шутите? — я щиплю себя за запястье, но проснуться не получается.
— Я предельно серьезен, Маргаритка, — мужчина поправляет запонки на рукавах рубашки, — сейчас ты наденешь это платье, мы спустимся в ресторан, и там я сделаю тебе предложение руки, сердца и всей этой прочей бредятины. И ты, разумеется, согласишься выйти за меня замуж. Поняла?
— А если не соглашусь? — в горле пересыхает. Это так похоже на бред, на какой-то непонятный
— Окажешься на улице, — холодно улыбается Владислав Каримович, — как тебе идея остаться без работы?
Плохо. Очень плохо…
— Итак, давай я проговорю условия нашей задачи, так чтобы ты их точно поняла, Маргаритка, — Владислав Каримович говорит так спокойно, невозмутимо, как будто сейчас не происходит ничего аномального, — у тебя пятнадцать минут. Я выйду из этого кабинета и сяду на диванчик в приемной, почитать журнальчик. Если ты выйдешь не в этом платье — значит, ты отказываешься и я подписываю приказ на твое увольнение за халатность. Отправляешься искать другую хорошую работу при полном отсутствии связей и хорошей характеристики. Выйдешь в платье — и твои перспективы окажутся куда более радужны.
— Владислав Каримович, вы с ума сошли?
У него же есть невеста. Девушка. Любовница. Да плевать, кто ему Лана, она у него есть, так что ему нужно от меня?
— Твое время пошло, — он поднимается из своего кресла и широким шагом проходит мимо меня, обдавая терпким и пряным ароматом своего парфюма. В самые первые дни работы в его агентстве я чертовски балдела от этого запаха. Это потом выяснилось, что характер у нашего директора тот еще, и лучше к нему не принюхиваться. Так. На всякий случай…
Он выходит, оставляя меня одну. Наедине с этим чертовым платьем. Мой взгляд цепляется за ножницы с длинными черными ручками, лежащие на его столе. Боже, как искусительно-то… Искромсать это платье в клочья, чтобы лоскутки во все стороны летели!
Нет, нет, этак я не только без характеристики уйду, но еще и без расчета, вычтенным за «нанесение убытков». Я ведь помню, сколько оно стоит…
Боже, что за ситуация. Как я в неё вляпалась?
М-мать! Мать-мать-мать!
Сивому не объяснишь, что меня уволили, не попросишь о кредитных каникулах. Он сказал, сколько ему денег надо в месяц, и его не волнует, как я их буду приносить.
Не приносить — не вариант.
Я даже кредитный платеж могу просрочить, а вот платеж Сивому — ни в коем случае.
Однажды я не пришла. Всего один раз. Решила что все, баста, хватит с меня, пусть отвалит. Меня приволокли к нему уже через день — двое громил среди бела дня, запихнули в багажник, в котором я задыхалась часа четыре, в панике и ужасе. Вынули меня, только когда приехали, швырнули под ноги Сивому, так и не развязав стянутых скотчем рук.
Господи, как мне было тогда страшно — не описать. Когда Сивый смотрел на меня, медленно прокручивая в пальцах ручку. Бледный, неприятный, с блеклыми рыбьими глазами. Старым он не был, однако испытывать к нему хоть даже симпатию без литра водки было сложно.
— Как вы себя чувствуете, Риточка? — я никогда не думала, что обычный, скучающий тон может звучать так жутко. — Не заболели?
Я не осмелилась тогда ничего сказать,
— Ну, конечно, заболели, наверняка, разве иначе бы вы смогли запамятовать, что у вас вчера был день платежа, который я почему-то не получил. Вы забыли, о чем мы договаривались?
Я тогда замотала головой, демонстрируя, что нет, не забыла.
— Вы же не хотите, чтобы я применял к вам свои крайние меры, Риточка? Не хотите, чтобы вся ваша репутация пошла коту под хвост? И взять и пропасть для приличного мира, чтоб найтись где-нибудь в борделе — не хотите.
Я не хотела. Ничего этого.
— Тогда не просрачивайте больше платежей, Риточка, — глядя на меня сверху вниз, посоветовал Сивый, — вы прекрасно смотритесь на коленях, это способны оценить многие мужчины. И оценят, если вы продолжите меня разочаровывать.
Больше я не посмела…
Тогда я мало знала о Сивом. Кое-что узнала потом, осторожно, украдкой, пользуясь доступом к некоторым базам данных агентства — и поняла, что про бордель он не шутил и не приукрашивал. Бордели, тайные казино, наркотики, шантаж… Он зарабатывал на всем незаконном, чем мог, не стыдясь того, что его при этом ненавидят сотни людей.
И я…
Я смаргиваю, чуть приходя в себя и соизмеряя свои желания с действительностью.
Нет, я не могу позволить потерять это место. Ветров хоть и вскользь, но четко намекнул — связей у меня нет, равноценное место работы я не получу. Он и на это-то место меня взял, подчинившись собственной внезапной блажи. У него бывает!
Вот и это — это же блажь. Точно!
Ну кто всерьез поверит, что Владислав Ветров женится вот так, на своей же сотруднице, с которой, в отличие от своей девушки, не ужинал, не спал, не проводил времени.
Я ему не нравлюсь. Как женщина — так уж точно. Просто зачем-то ему нужен этот спектакль.
Поставить Лану на место? Она его настолько достала последним скандалом, и он хочет обозначить, что свято место пусто не бывает?
Ну, и правда, он же сказал, что нужно только принять его приглашение в ресторане. Про реальное замужество и речи не было.
Я бросаю взгляд на часы. Черт! Из пятнадцати моих минут истекло уже восемь. Никогда в жизни я не переодевалась в такой спешке…
Осторожно, осторожно, чтобы не насажать на колготки стрел, а туфли — туфли у меня, слава богу, черные, универсальные.
Я слуплю с него премию. В двойном размере. Просто… Просто потому что! И отложу эту премию себе в заначку на полный выкуп.
4. Маргаритка
До чего же все-таки некоторые мудаки бывают… Привлекательные.
Просто хоть Библию для всех неопытных ассистенток пиши — не удивляйся яркости его синих глаз, не залипай на ярко выраженный кадык, не пялься украдкой на нечаянно облепленные пиджаком рельефные плечи…
Впрочем, это только доказывает мне, что все это не всерьез. Ну, не может такой мужчина иметь меня в виду всерьез. Зачем? Чего ради? Он может свистнуть, и в очередь посидеть на его коленях и завязать этот дорогущий галстук выстроится тысяча длинноногих, ухоженных красоток, у которых нет в глазах глубокой пришибленности жизнью.