Мой ненастоящий
Шрифт:
Боже…
Поверить не могу!
У меня получилось?
Так, может, получится не только это? Шальное ощущение собственной силы, значимости в его глазах кружит мне голову, и я решаюсь!
— А можно мне с тобой? Пожалуйста!
Эпилог № 1. После операции
— Маргарита, — его голос хриплый, взволнованный, будто у влюбленного первокурсника, который только-только набрался решимости позвать тебя погулять, — Маргаритка. Моя Маргаритка. Мы с тобой уже полгода вместе…
Боже,
Впрочем, Ветров буквально с первого дня занимал все мое свободное внимание. Нужно будет ему намекнуть, что когда у нас с ним появится ребенок — ему все-таки стоит прекратить быть таким жадиной. Так, ладно, что-то я отвлеклась…
— И я понимаю, что подобные решения должны быть взвешенными и продуманными, возможно, куда больше и глубже, но у меня с самого первого момента, как я тебя увидел, с самого первого твоего собеседования, не было никаких сомнений, в том, что сегодняшний день произойдет.
Вот ведь свинья! Редкостная!
Я была уверена — он играет. А он похоже… Говорил мне правду. Он сразу все решил. С учетом того, насколько я сейчас знаю Владислава Ветрова и его любовь к контролю всего и вся, его привычку все планировать сильно заранее — это слишком четко вписывается в его психопортрет.
И ведь планировал все эти свои интриги. И трепал мне нервы! Только что на обед мой мозг не заказывал, в качестве аппетайзера.
— Станешь ли ты моей женой, Маргаритка? — глаза смотрят в глаза, моя ладонь подрагивает в его ладони. Блеск бриллианта в обручальном кольце, которое мой босс держит во второй руке.
— Да, — выдыхаю я, и мой голос звучит взволнованно, — да, да, я выйду.
Это так очевидно сейчас — даже тогда я уже была глубоко им увлечена. Я не допускала этих мыслей, я давила их как тараканов, морила дихлофосом, но… Я вполне понимала, почему от близости собственного босса у меня намертво перехватывает дыхание. Не признавалась, но понимала. И была в ужасе!
Его способ получения меня в качестве жены был жестким, наглым, абсолютно неприемлемым и … единственным, что со мной вообще могло сработать.
Он не раз говорил мне — я не умею выбирать. Из большого ряда вариантов я выберу самый плохой, не обратив внимания на удачные. Такая уж карма. Поэтому — я бы просто не восприняла всерьез, предложи он мне, скажем, поужинать в ресторане…
Так же отшила бы, как отшивала всех других мужчин.
Он просто не дал мне такой возможности. Взял в охапку, унёс в свою пещеру, игнорировал все попытки сопротивления. Будто мог знать, что я смогу вот так, безумно, потерять от него голову.
Рядом со мной на кровати вибрирует телефон. Мне приходится потянуться к пульту от телевизора, чтобы поставить воспроизведение на паузу. Засмотрела видео с помолвки до дыр, с тех пор как мне его прислали.
— Ну что, ты готова? Я подъехал? — голос деверя звучит бодро и оптимистично. Успел выспаться в самолете? Везучий какой!
— Уже спускаюсь, — я выключаю телевизор и сползаю с кровати.
— Как он? — спрашивает Яр первым делом, стоит только мне оказаться с ним на заднем сиденье такси.
В отличии от меня — младший брат моего мужа не сидит уже вторую неделю в Израиле безвылазно. Приезжает по выходным.
Вот только прошлые выходные — были днями сразу после операции. И ничего-то мы не увидели утешительного, кроме самого Влада, утыканного трубками, иголками и прочей дрянью за стеклянной стеной реанимации. И врачи не говорили ничего толкового.
Время покажет — вот и весь ответ.
Впрочем, оно и вправду потихоньку начинает показывать.
Влад пришел в себя только в четверг, я очень боялась — все-таки самый оптимальный срок для пребывания в реанимации был — трое суток, а он провел в ней пять…
Но в четверг, когда я заступила в свою часовую вахту у прозрачной стены случилось искомое чудо. Запищали кардиографы, забегали медсестры и Влад, там, за стеной открыл глаза. Мне казалось — он смотрел на меня…
Понятия не имею, как меня вообще тогда выгнали из клиники. Стояла бы там и стояла…
Если бы не жесткие карантинные меры, регламент на время пребывания — черта с два бы я от него ушла.
После этого плохих новостей пока не было. Только движение вперед.
— Он вставал вчера, — докладываю ответственным тоном, а сама припоминаю, как это было. Как закусывая губы до крови смотрела как там, с той стороны стены при поддержке медбрата поднимается на ноги мой муж, только-только перенесший сложнейшую операцию на мозге.
И его шаги. Пошатывающиеся, неровные — но имеющие весьма четкий вектор направления. К стене. Ко мне. Он дошел, чтобы упереться ладонью в стену, уронить на неё лоб. Прямо напротив меня.
Так мы и стояли — лоб ко лбу, ладонь к ладони, глаза в глаза. Между — только сантиметровое стекло и только оно нам и мешало. Мне было жуть как страшно, что это для него чересчур сильная нагрузка. Но он стоял, стоял, стоял… Пока мое время посещения не вышло.
— А как дела в Москве? — спрашиваю уже свое.
— Все по графику. Твой отчим съехал из твоей квартиры, пришлось правда прийти к нему в сопровождении приставов, чтоб он понял, что шутить с ним никто не собирается. Мы нашли хорошую контору по ремонту, вывезли все, что можно было посчитать личными архивами. Нашли какие-то твои дневники, семейные фотоальбомы. Ты говорила, что с ними разберешься сама.
— Да-да, — я быстро киваю, — спасибо, что взялся за это. Я так хотела поехать с Владом, что все эти дела вылетели у меня из головы
— Если б я не взялся, этот осел бы навзъючивал все на себя, — ворчливо откликается Яр, — что касается Муратова и Валиева — на них собрано столько всего, что из тюрьмы они выйдут лет этак в шестьдесят. Как выясняется — от них пострадала не только ты. Но на тебе Муратов был сильно повернут — Михальчук выступает как свидетельница, валит все на него, это он мол её заставил подкупить Городецкого и выманить тебя из дома. Детка пытается отмыться всеми способами.