Мой обман
Шрифт:
— С начала. Это будет вернее всего.
— У нас есть общий друг. Я была на свадьбе подруги свидетельницей, а он — свидетелем. И так получилось, что, пока мы занимались организационными вопросами к этой свадьбе, незаметно сблизились и … в итоге наши отношения вышли за пределы дружеских. Ну, вы понимаете…
По ее легкому смешку догадываюсь, что она понимает.
— А потом так получилось, что передо мной встал выбор — вернуться к своему жениху или остаться тут, и я улетела. Алиса, моя подруга, как-то очень лично восприняла мой отъезд и такое решение. Как будто это я ее бросила.
— Она точно не ревнует этого парня?
— Нет, она мужа своего любит. Они так долго шли друг к другу и проверяли отношения, что она теперь с ним до конца. Уверена, что не в этом дело.
— Но она к нему привязана, раз переживает за парня больше, чем он сам.
— Когда-то у нее был тяжелый период в жизни, еще до свадьбы, я была за границей, а он ее поддержал.
— А родители?
— У нее нет родителей, только тетя.
— Она как будто на вас спроецировала родителей. Ты не мама, но как мама. Он не отец, но раз хороший друг, значит где-то помогает и в чем-то, скорее всего, заменяет и напоминает отца. Ну я бы предположила так. Вы по отдельности для нее, как прототип матери и отца, но она боится, что когда вы вдруг окажетесь вместе, то что-то может рухнуть и кто-то из вас может уйти навсегда. Я не знаю, понятно ли изъясняюсь?
— То есть, она не против нас, она боится, что если мы сойдемся, то повторим судьбу ее родителей?
— Мне кажется — да, исходя из того, что ты рассказала.
— Как-то все запутано.
— Подсознание — это океан, а сознание — лишь волны в нем. Оно управляет нами, заставляет делать что-то, хотя мы до конца и не осознаем, почему так делаем. Знаем, что нельзя. Знаем, это неправильно, но все равно делаем или не делаем. Поэтому не отворачивайся от нее, помоги. Она должна понимать, что вместе вы или нет с тем парнем, но на ее отношения с вами по отдельности это не повлияет.
Я прощаюсь с психологом и отключаюсь. Ее слова настолько сильно волнуют меня, что даже есть не хочется. Хочется закрыться ото всех и спрятаться, подумать об этом. Еще раз прокрутить в голове наш разговор, чтобы понять, как так получилось и что мне делать.
— Ну и кто тут объявил голодовку? — Слышу Мишин голос, но не отвечаю. Делаю вид, что сплю. — Зря я мороженое, что ли, принес? Придется самому съесть теперь. — Он замолкает и я молчу в ответ. — Ну я ухожу тогда…
— Не надо, — подаю голос, не разворачиваясь к нему. — Оставь на тумбочке.
Усмехается и чувствую следом, как край кровати прогибается под его тяжестью.
— Что случилось? Чего не ешь?
— Не хочется.
Я переворачиваюсь на спину и натягиваю одеяло до подбородка.
— Болит что-то?
— Нет, просто грустно.
— Развеселить?
— Мне нельзя напрягать живот и смеяться.
— Я так и не дождался, что ты позвонишь. Пришел сам.
— Не было повода, мне ничего не нужно было.
— Иногда ты врешь, но так плохо, как будто
— И в чем я вру?
— Даже, если бы был повод, ты бы все равно не позвонила.
— Миш, тебе не кажется сейчас это все фальшивым? Помнишь наш разговор в машине? Ты сказал, что тебя не волнует моя жизнь, и мы исключительно работаем вместе. А теперь ты ходишь, пытаешься быть внимательным и заботливым. Ты бы к другому сотруднику, с которым работаешь, ходил бы так часто? Или ты думаешь, это твой ребенок и делаешь это ради него?
— И это тоже, но я и за тебя переживаю. Все-таки это я тогда не остановил тебя.
— Не маршрутка, так было бы что-то еще, я тебя не виню. А ребенок, я уже говорила, что он может быть не твоим. Я могла уже тогда, на свадьбе, быть беременна и просто не знать этого.
— Хочешь, чтобы я не приходил? — Вопрос ставит в тупик, я не хочу его обидеть, но и врать больше не хочу. Поэтому между нами повисает тишина. — Давай я помогу тебе поесть и пойду? — Мое молчание он воспринимает как согласие. Берет тарелку с супом и перемешивает. — Уже остыл, — делает заключение, но все равно несет мне, чтобы я поела. Хотя бы немного. — Я спрашивал у врача, есть ли одиночные палаты, он сказал, что пока нет, но как только появятся, ты сможешь перейти. Если хочешь быстрее, то можно в частную клинику. Я могу узнать у врача.
— Нет, не надо. Вместе веселее.
Ни черта мне тут с ними не веселее, но тратить деньги на платную палату я не хочу. А если учитывать, что мне тут месяц минимум лежать, то я разорюсь.
— Если передумаешь, то говори.
Я киваю, хотя знаю, что не передумаю. Я съедаю половину супа и немного второго. Отказываюсь от того, чтобы он оставил что-то на полдник.
— Миш, что надо делать по работе? Мне надо отвлечься.
— Я тебе пришлю позже, мне надо глянуть, на чем мы остановились.
— Хорошо, я буду ждать.
Разговор не клеится. Потому что все не искренне. Может и искренне, но я не верю в такую резкую перемену. Это все не ради меня. Из-за своих внутренних переживаний, что это из-за него произошло. Ради, возможно, его ребенка. Ради каких-то своих амбиций. Но это все никак не клеится со мной. Не из-за меня. Потому, что что-то между нами надорвалось тогда. Знаю, что сама виновата в том выборе. Помню, что он обещал, что ничего вернуть нельзя будет. Но и помню, как говорил, что любит и не хотел отпускать.
— Я пойду? Или побыть с тобой?
В среду Миша улетел в Петербург на какой-то форум и мне надо было подготовить рекламный буклет. Заодно надо было проанализировать конкурентов, найти новые идеи или предложить свои. И я, если увлекаюсь, много чего сделать и придумать могу, но мне надо сосредоточиться.
А постоянный бубнеж под ухо про свекровь и котов, про помидоры с огородами отвлекали. И даже принесенные тетей Ниной дешевые наушники сломались на следующий день и предательски подставили меня. Я могла немного работать и получше сосредоточиться в сонный час, после того, как все отъедались и ложились спать, и перед вечерним сном, когда они группировались, чтобы посмотреть сериал на другом ноутбуке.