Мой обман

Тимофеева Ольга Вячеславовна

— Если помощь нужна, говорите, сегодня всю палату надо реанимировать.

— А что произошло?

— Семейная драма с попыткой суицида, — отвечает женщина шепотом, но я различаю ее слова. И снова перед глазами эта картинка. Когда даже я, которой запрещены резкие движения, дернулась к окну, чтобы ее остановить. Вспоминаю это и прислушиваюсь к себе. Теперь немного тянет низ живота. Все, что вылеживала и берегла, снова, скорее всего, затронула.

— Ладно, не будем нагнетать. — Мишу, кажется, это не очень взволновало. Кажется, он сейчас психолога будет успокаивать. —

Пускай все успокаиваются.

— Присматривайте за женой, женщины в положении очень впечатлительные. — Она называет меня женой, но Миша ее не поправляет. Лишь благодарит за предложенную помощь.

— Хорошо, девочки, к кому еще подойти? — спрашивает женщина и я решаюсь выглянуть, чтобы посмотреть, что творится вокруг.

— Может вылезешь из норы? — Наблюдаю, как Миша снова присаживается и заглядывает в мое "окно".

— Не хочу, чтобы на меня заплаканную смотрели.

— Они там все такие же заплаканные, не переживай, — усмехается, понимая, что я уже успокаиваюсь.

Я киваю в ответ, но появляться на свет не спешу. Может Миша наградил меня и ложным обещанием, но пока это дарит мне хоть немного спокойствия и уверенности, что в ближайшее время это все закончится.

— Лер, я отойду, поговорю с врачом, узнаю, какие есть варианты, хорошо?

— Угу, спроси, может я дома смогла бы лежать?

— Если только у меня, но я уезжаю, кто тебе будет готовить и еду приносить? Да и вообще я, если честно, сам не хочу, чтобы ты дома была. А вдруг что-то не так? А в больнице ты под присмотром.

Я вообще-то думала про тетю Нину, а не про него. Но вставать мне действительно нельзя, а кто-то должен будет меня кормить и за мной убирать.

— Может ты и прав. Миш, — ловлю его взгляд, — а ты обо мне заботишься или о ребенке? — Слова вылетают сами, когда смотрю в зеленые глаза, что наблюдают за мной. Слишком прямолинейно, но сегодня мне не хочется подтекста.

— А я разве могу заботиться только о ком-то одном из вас, вы не в комплекте идете? — усмехается, как будто я спрашиваю полнейшую ерунду. — Я скоро вернусь.

Я снова прячусь под одеяло и глупо улыбаюсь. Другого ответа я и не хотела бы услышать.

Кажется, Миши нет целую вечность. Даже начинают закрадываться мысли, что его и в больнице уже нет. Подумал, посчитал расходы и решил, что слишком накладно меня содержать: платить зарплату, больничный и платную палату. Откуда только в моей голове эти мысли рождаются, но я снова упираюсь в деньги. А вдруг он пойдет на поводу моей самостоятельности и скажет: “Плати сама, ты же так хочешь…”. Что тогда делать?! Я должна быть готова и к такому повороту. Но если уж я при нем плакала и говорила, как все плохо, то чего уж… Одолжу у него и скажу, что верну позже.

Он может мне помочь, но не обязан. Ведь ребенок на самом деле может быть и не его.

Миши все нет. Хоть ты возьми и набери его, да узнай, где он и что известно. Это ожидание начинает раскачивать мое спокойствие. Шепот девочек в палате еще. Как будто меня обсуждают. Хотя им и так есть, что обсуждать.

Ну он же не может меня так подставить?! Да, я его

тогда подвела, но он мягкий и не мстительный, хоть и хочет казаться независимым и строгим.

С каждым шагом возле палаты я замираю. Прислушиваюсь к походке и знаю, что мне нужна твердая, уверенная, умеренно быстрая.

* * *

— Лера… — я распахиваю глаза, щурясь от света, когда с меня стягивают одеяло. Уснула. Не дождалась. Но он не бросил. — Все оказалось не так просто. — Присаживается на край и сжимает руку. Как будто подготавливает, что ничего не получилось. — Ждал, когда врач сделает выписку, чтобы отправить в клинику и узнать, смогут ли тебя взять. Там есть свободные одноместные палаты с санузлом. Прям гостиница, а не больница. Но результаты должны быть или сегодня вечером или завтра утром. До этого времени надо подождать. Если откажут, я найду другую.

Внутри все шумно сдувается и я улыбаюсь. Просто не сегодня и надо подождать. Он все это время занимался этим, когда я думала, что бросил уже и уехал. Стыдно до покрасневших ушей, что так подумала о нем.

— Спасибо, — киваю ему, а Миша в ответ молчит и смотрит на меня, как будто у меня на носу прыщ выскочил. Но так ничего и не говорит больше.

Миша написал мне вечером, что в той клинике, которую он нашел, меня возьмут и эта информация стала одной из причин моего плохого сна. Не терпелось уже оказаться где-то в другом месте. В полудреме я слышала всхлипывания той, которой изменил муж, и прислушивалась к каждому шороху, который бы предупредил о том, что она хочет снова что-нибудь сделать.

Я ждала, как никогда, утра. Несколько раз проверяла время на телефоне, а когда снова проваливалась в сон, то резко просыпалась, думая, что проспала.

Мне снилось, как Миша проводит время с Вероникой. Как я прихожу на работу и узнаю, что они вместе. А потом кто-то еще с ним. Лица меняются, а я не могу уловить логики сна, но чувствую одно — я там лишняя. Еще это его странное отношение к секретарю, когда ей позволено делать все, что она хочет.

Просыпаюсь в плохом предчувствии. Вроде бы все налаживается, но я не понимаю, почему мне снова плохо и хочется плакать. Я специально не звоню ему, чтобы не быть назойливой. Если его нет, значит, так надо. Я не хотела показательно собираться, но все равно потихоньку шуршала пакетами, перебирая свои вещи. В полке нашла того самого медведя, что принесла тетя Нина. Так и не решилась достать его при всех.

Это было что-то мое, личное… Чем не хотелось делиться со всеми и видеть насмешки.

Когда наконец в дверях, ближе к обеду, вижу Мишу, стрелка моей уравновешенности снова стремится к нулю. Я снова в нем сомневалась… Единственное, что меня останавливает, чтобы не расплакаться, это посторонние люди. А еще я не хочу нас унижать. Натягиваю улыбку и слежу, как он здоровается со всеми и угощает их на прощание яблоками. Так мило, что даже сгустившаяся обида во мне рассеивается. Я бы никогда так не сделала, а он — другой.