Мой обольстительный босс
Шрифт:
Аврил никогда не говорила этого маме и та верила, что дочь пережила изнасилование и не вспоминает о нем. Но такое невозможно просто пережить, как плохой сон. В той ситуации было ужасно многое: то, что у мамы были деньги, но она надеялась, что их лишь припугнут, как обычно; то, что даже когда Аврил насиловали и калечили, она не отдала им то, что они хотели; то, что мать не делала попыток защитить свою дочь — Аврил видела у нее в глазах помимо всего прочего облегчение от того, что она не оказалась на ее месте; то, что когда у мамы был выбор спасать будущее дочери или свое настоящее, она сделала выбор в свою пользу.
Но самое
Мама не делала тайну из произошедшего, жалуясь всем, у кого были уши и кто мог слушать о том, как тяжко ей приходиться. Она надеялась, что кто-то им поможет хоть чем-нибудь. Из-за долга они оказались в таком положении, что рады были бы даже поношенной одежде или готовым обедам. К тому же мама полжизни прожила с папой и никогда не работала. Поэтому и зарабатывать у нее получилось плохо. Маму много откуда выгоняли и часто по ее же вине. Соседи, сочувствуя их бедственному положению, первое время немного помогали, кто, чем мог.
Но потом мама всем надоела со своими жалобами. А еще позже они снова переехали. Что Аврил больше всего запомнила о том времени? Жалость, с которой на нее все смотрели. Жалость, из-за которой она ощущала себя неполноценной. Даже то ощущения бессилия и унижения, которые она испытывала во время первого в своей жизни изнасилования, не причиняли ей такой боли. Аврил никогда не упрекала маму в том, что это произошло и в том, как она себя повела, ведь она старалась заботиться о ней, как умела. Но в глубине души так и не смогла простить ее за то, что ей пришлось тогда пережить, за то, что у нее не будет семьи, за то унижение, которому подвергалась вернувшись домой из госпиталя, когда мама рассказывала соседям снова и снова со всеми подробностями что тогда произошло, и за жалость, с которой на нее смотрели.
Так сложилось, что позже они переезжали много раз и каждый следующий их дом был хуже прежнего, как и район, улица, соседи. Аврил насиловали еще несколько раз, и никто ничего не делал, чтобы найти обидчиков сэфэры. Зачем? Один из следопытов, к которому она обратилась за помощью прямо сказал ей, как обстоят дела: «Ты же сэфэра. Завтра у тебя начнется жара, и ты все равно сама перед ним ноги раздвинешь. Какая разница, когда это случилось — завтра или сегодня?»
Аврил не хотела сегодня идти в офис потому, что чтобы ни сделала с собой, как бы тщательно не вымылась, как бы старательно не убирала следы с кожи или из жизни, Блад Массиано будет знать о случившемся. Всегда. Каждую минуту, каждое мгновение, которое будет на нее смотреть, Блад Массиано будет знать о том, как на нее напали.
Она не могла представить, что придет в офис и увидит жалость в его глазах или в глазах Даутцен.
Выходя из душа, Аврил уже знала, что не допустит этого, не допустит того, что неделя в раю закончится жизнью в аду. Пусть лучше у нее останутся самые светлые воспоминания об этой работе.
Сегодня сборы были очень короткими. Ей больше не нужно было производить хорошее впечатление, поэтому Аврил надела одежду скорее удобную, чем красивую. И туфельки изношенные, но комфортные. И сумочка была не в цвет туфлям, зато вместительная. И вместо туго стянутого пучка на затылке, от которого в конце дня голова болит, свободные локоны, с одной стороны приколотые заколкой у виска. Аврил открыла входную дверь почти в хорошем настроении. Было ощущение легкости, легкости от того, что она снова вернула контроль над своей жизнью —
Каким же было ее удивление, когда выйдя из дома, она едва ли не споткнулась о черный болид, вчера вечером доставивший ее домой. Из него вышел водитель — тот самый роугг, что и накануне. Первой мыслью Аврил было: она что-то испортила или что-то забыла в болиде. Но мужчина удивил ее:
— Госпожа Тампль? — в его голосе звучало почтение. — Меня зовут Монти Кируок. Я — личный водитель господина Массиано. Если вы не возражаете, то с сегодняшнего дня я буду возить вас с работы на работу или в другие места, куда вам понадобиться.
Аврил растерялась и понятия не имела, что делать. Не потому, что боялась ехать с незнакомцем. Монти Кируок вчера отвозил ее домой, так что можно сказать, что они знакомы заочно. Просто эта неожиданная забота, это внимание со стороны Блада Массиано казались немного неуместными и… из-за них ей будет не так легко сказать, что это ее последний рабочий день. Кроме того, даже в лучшие дни Аврил не знала что делать, когда к тебе относятся хорошо. Даутцен не в счет. Венси назначила сэфэру подругой, не интересуясь, что вторая думает по этому поводу. У Аврил просто не было права голоса в этом вопросе, и она просто приняла этот факт как данность.
Но что делать с этим жестом от роугга? Как это все понимать?
— А предыдущего секретаря господина Массиано вы тоже возили на работу? — спросила Аврил, больше, чтобы потянуть время. Ей все еще трудно было решиться на что-нибудь.
— На предыдущего секретаря господина Массиано не нападали, — вежливо, в тон ей ответил Кируок, не сводя внимательного взгляда. Аврил стало неуютно, и она покачала головой:
— Извините, я вынуждена отказаться…
— Тогда меня уволят, — ровным тоном сказал Монти. В первый момент Аврил ему не поверила. Но роугг смотрел на нее настолько прямо и спокойно, настолько уверенно, что нельзя было не поверить ему.
— За что? — изумленно переспросила она.
Кируок слегка повел плечом и сместил вес, меняя позу, прежде чем ответить:
— Сегодня рано утром господин Массиано сообщил мне, что отныне моя единственная обязанность — возить вас туда, куда вам будет нужно и следить, чтобы с вами ничего не случилось. Если по какой-то причине я не справлюсь с этим заданием — мне не место в холдинге “Нолти”.
— Он не может уволить вас на том простом основании, что мне не нужна нянька, — недоверчиво покачала головой Аврил.
Монти промолчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Я всего лишь секретарь! — изумленно вытаращила глаза она. То, что говорил этот роугг, не укладывалось в голове.
Кируок понимал ее удивление и недоверие. Блад не заботился ни об одной из своих любовниц, не говоря уже о секретарях. Даже более того — вряд ли он вообще понимал, что у его служащих была жизнь помимо офиса. Массиано воспринимал их как… Альбу. Как разум, созданный только для того, чтобы делать его жизнь упорядочненнее и выполнять часть его работы. Ему бы и в голову не пришло посылать за своим секретарем свой болид или своего шофера, пусть бы эту бедняжку хоть сто раз изнасиловали на территории холдинга. Аврил Тампль была права, не понимая, отчего к ней столько внимания, ведь Бладу Массиано такое поведение совершенно несвойственно. И у нее были основания сомневаться, стоит ли принимать такие знаки внимания.