Мой одесский язык
Шрифт:
– Отстань от человека! – сказали все хором звукорежиссёру.
– Я всё знаю, у меня своих трое! – пискнула я.
– А я сейчас собачку погладить хотел, так меня чуть не убили! – печально прокомментировал издатель.
– Про языки ещё, про языки! – завопила я, боясь испортить мимокассовую репутацию. – Сидели мы как-то с издателем в ресторане питерской «Гельвеции», а нам меню на английском принесли, чёрт знает почему. Наверное, потому что мы прилично выглядели, а говорить – не говорили, только смеялись всё время, как будто только что из Амстердама. Я ему, издателю, и читаю из списка Main dishes, а он не понимает ни фига, хотя только-только соловьём про «Дорчестер» заливался. Спрашиваю: мол, а как же ты в том дрочестере ел, что хотел, бедолага? А он мне: «Не в «Дрочестере»,
– Давайте начинать! – всплеснула руками ведущая.
Издатель слегка надулся.
Менеджер и муж опять хихикали.
– Вам не нужны щенки? – переключился звукорежиссёр на издателя, менеджера и мужа…
– Татьяна, пройдёмте! – нежно, но строго сказала ведущая. – Надо загримироваться!
– Можно, я не буду гримироваться? – я изобразила попрошайные глаза своей младшей собаки Васи. – Там на улице тридцать восемь, а мне потом на интервью…
– Ну мы чуть-чуть! Чтобы не бликовало.
– Ну если чуть-чуть… И чтоб не бликовало…
Мы взошли на подиум и присели в стулья друг напротив друга. Откуда-то выбежала тощая девчушка в ярко-оранжевых дредах, с огромной кистью наперевес, и принялась обрабатывать ею моё лицо. Я с ужасом вспомнила, что на мне белая майка.
– Это не сыпется? – осторожно поинтересовалась я.
– Это – не сыпется! – с достоинством ответила она и горделиво тряхнула копной ярко-оранжевых дредов. С них что-то посыпалось.
Сзади и спереди стояли камеры. С одного из экранов на меня смотрела аккуратная ладная ведущая элегантного возраста. С другого – толстая помятая тётя без возраста. В белом и с огромным носом. Утром в зеркале «тётя» выглядела гораздо лучше. Ну да после «Апокрифа», «Свободы мысли», «Картины маслом», «Pro жизнь» и прочих наших отечественных токнутых шоу, где никто никого не слушает, умными и красивыми выглядят только ведущие, а все остальные – обрезанными (не поймите неправильно), толстощёкими, коротконогими тупицами, мне уже было абсолютно всё равно, как я выгляжу в матрице. Немного поразмыслив о том, как умудряется дряхлый, морщинистый, скованный в движениях мусье Ерофеев выглядеть на экране пристойным, почти годным к употреблению мужчиной поздних лет, а я – красавица и умница – тем, чем я сейчас выгляжу, я решила не множить вопросов, на которые нет ответов, и попросила чаю.
– Ну что, работаем? – всё так же нежно, как прежде, уточнила ведущая.
– Да по фигу, – махнула я ручкой. – В смысле – да, конечно. Надеюсь, пол в студии не провалится. А то меня тут уже ждали одни, а у них пол провалился.
– Ой, ну что вы!.. – замахала на меня Наталья, явно проглотив фразу: «Типун тебе на язык!»
– Вы, там, в углу, тихо! – скомандовал моим звукорежиссёр. Муж делал мне какие-то пассы руками вокруг своей головы, явно на что-то намекая. Ничего такого страшного (куда уж страшнее!) я в мониторе напротив вокруг своей головы не видела.
В общем, все рассосались. Свет выключили, а потом опять медленно подкрутили до яркости – чтобы как обычно в телевизоре. По которому потом зрители не видят неуютности студий, а лишь гламурные улыбки, глянцевые креслица и с умным видом несущие всякое откормленные лица. Считается, что в среднем объектив плюсует семь-десять килограммов, но это в среднем. Мне он добавляет семнадцать-двадцать. В том числе лет.
Проиграла музычка, и Наталья, обращаясь к одной из камер, сказала:
– Доброй ночи! В эфире программа «Ночь: разговор». Сегодня у нас в гостях известная российская писательница Татьяна Соломатина. Татьяна, вы родились в Одессе… бла-бла-бла…
Муж ещё минут десять делал мне из угла пассы руками. Я делала ему страшные глаза, и он наконец обессиленно затих. Как раз в тот момент, когда Наталья обращалась ко мне со следующей репликой:
– Татьяна! Я – большая поклонница вашей «Большой Собаки». Я скачала её из Сети…
В этом месте я периферическим зрением заметила, как напряглись издатель, муж и менеджер. Потому что уж они-то знают моё отношение к теме скачивания из Сети. А уж сколько благодарственных писем я получила с текстами: «Татьяна! Огромное спасибо вам за книгу такую-то! Скачала из Сети, читала всю ночь, получила огромное удовольствие! Скажите, где можно скачать ваш роман такой-то, никак не могу найти! Ещё раз огромное спасибо, с безмерным уважением к вашему таланту…» И так далее, и так далее. То есть понимаете, да? «Вася, большое спасибо вам за ваш кошелек! Сегодня вынул из него сто рублей, вы не подскажете, где мне завтра будет удобнее вынуть из него ещё двести? Ещё раз огромное спасибо за сегодняшние сто и завтрашние двести, с безмерным уважением к вашему кошельку…» Разжёвываю в последний раз: писатель живёт с роялти от продаж своих книг. И если от продаж бумажных книг деньги хороший писатель получает вполне себе на хлеб и колбасу, то с продажи электронных – фиг без постного масла. Простая арифметика: за последний квартал, если привести вам окончательную цифру, я получила от продажи электронных книг в Сети примерно девятьсот рублей. Двести двадцать пять рублей в месяц. Понятно, да? А от скачанных и вовсе бесплатно книг ни издатель, ни писатель не получают ничего. «Скачать книгу бесплатно» равно «Украсть у автора деньги». Поэтому когда мне шлют идиотские благодарственные письма, я прихожу в ярость. Потому-то так и встрепенулись мои, услыхав фразу ведущей: «Татьяна! Я – большая поклонница вашей «Большой Собаки». Я скачала её из Сети…»
– Ну, потому что тогда у нас её ещё не было в продаже! – скороговоркой договорила Наталья извиняющимся тоном.
Мои в углу расслабились. Да и напрягались зря. Не стала бы я кипятиться в студии телевидения родного города. Эту проблему на таком уровне не решить. Пусть издатели мучаются. В конце концов, в первую очередь – это их деньги. И только в далёкую вторую – мои. Так что и воруют сперва у них, и лишь потом – у меня. Мои издатели парни умные, рано или поздно что-нибудь да придумают.
– А вот скажите, – между тем продолжала Наталья, не слыша моих мыслей, – третья новелла – она автобиографична?
– Я очень уважаю украинский язык! – тут же отчеканила я, помятуя где-то третьим сбоку нейроном о «программе формирования лояльности», и привычно сослалась на «Энеиду» Котляревского [15] .
– Нет, я не об этом. Я тоже его уважаю, но как же эта третья новелла мне близка. Я когда-то думала так же, как ваша Настя. Я и сейчас так думаю…
15
Издавалась под названием «Вергилиева Энеида, на малоросский язык переложенная И. Котляревским». Первое полное издание – 1842 год, Харьков, посмертное.
В общем, мы с Натальей нашли – не скажу: друг друга, но скажу: массу общих тем. И, ко взаимному удовольствию, проболтали хоть и не «Ночь», но таки да – «Разговор». Кстати, у неё дома есть большая собака…
Операторы отошли от камер, и откуда-то вскочил рослый красивый парень. Роскошные чуть вьющиеся длинные волосы были собраны в толстый лошадиный хвост. Обычно отращиванием засаленных хвостиков страдают невзрачные заморыши, плюс тощая мотня на подбородке. Так им, видимо, сподручнее отождествлять себя с Сыном Божьим. Однако фенотип в этом случае скорее является пламегасителем для «Божьей искры», нежели провозвестником Любви и Гармонии. Парень же был опрятен, крепок, подтянут и явно без претензий на «глубину и святость помыслов». Нормальный – по-русски говоря. Гарный – украинскою выражаясь.