Мой плохой
Шрифт:
– Все в порядке, – осипшим голосом ответил он ей. – Голова закружилась просто.
– Может, скорую вызвать?
– Нет, спасибо. Уже все прошло.
Собравшись с силами, парень оставил дерево в покое, и нетвердым шагом отправился дальше.
Самое паршивое было осознавать, что это он во всем виноват. Не притащи тогда Ефим к нему эту бл..дскую компанию, Настя никогда бы не попала в поле зрения Шумилова. Он стопудово еще в ту ночь начал яйца свои к ней подкатывать. Не зря от неё так несло тогда мужскими
Влюбилась она. В кого?!
Дура, дура... Как её теперь вытащить из этого дерьма?
Солнце клонилось к закату. Сигареты давно закончились. И ноги уже отказывались куда-то идти. Неудивительно. Парень, наверное, обошел вдоль и поперек весь город, прежде чем наконец вернулся в свой район. Но в общагу заходить не хотелось. И даже во двор. Видеть никого не хотелось.
На ходу поменяв направление движения, Саша зашагал к автобусной остановке. Добрел до неё, рухнул без сил на скамейку, откинувшись на спинку и прикрыв глаза.
Тело гудело, в ушах звенело, внутри все выедало кислотой.
Уже почти совсем стемнело. Наверное, он просидит здесь всю ночь. И пох..й. Лишь бы не трогал никто.
Но как назло не прошло и пяти минут – у остановки затормозило такси. И оттуда вывалился бухой Сыч с банкой пива в руке. Саша мысленно выругался. Из всевозможных знакомых Серегу сейчас хотелось видеть меньше всего.
Но вряд ли тот куда свалит. Походу он и водителя раньше времени притормозил, потому что друга заметил.
– Здорова, – прохрипел парень, пожав руку Саше, и рухнув рядом на скамейку. – А ты че здесь зависаешь?
– Зае..ало всё.
Серега пьяно усмехнулся.
– Жизнь дерьмище, да, брат?
– С языка снял.
– Че с рукой?
Саша сжал пальцы в кулак, наслаждаясь болезненными ощущениями, и посмотрел на опухшие воспаленные ссадины под коркой свежезапекшейся крови.
– Психанул.
Сыч с минуту безучастно наблюдал, как Карим сжимает и разжимает кулак, и из едва затянувшихся ран начинает сочиться кровь.
– Мама как? – спросил после паузы он.
– Да все так же… – выдохнул Саша, прекратив, наконец, терзать больную руку.
– Улучшений нет?
– Нет.
Сыч задумчиво кивнул, приложил банку с пивом ко рту и сделал несколько больших глотков.
– Сколько можно бухать уже? – с раздражением посмотрел на друга Саша.
– Тебя еб..т что ли.
– С похорон не просыхаешь. Ты трезвым когда последний раз был?
– Вчера. Когда бывшую твою с этой мразью видел, – услужливо ответил парень.
Саша уперся локтями в расставленные колени и закрыл руками лицо.
– Говорил с ней? – раздался рядом отстраненный голос Сыча.
– Да.
– И?
Карим оторвал руки от лица и обреченно посмотрел на друга.
– Она реально с ним.
– П..здец! – выплюнул тот. – Ты ей не сказал, что он друга
– Она знала, – глухо отозвался Саша. – Я еще месяц назад ей говорил. Не поверила, наверное.
Серега округлил глаза, а потом скривил лицо в презрительной гримасе.
– Не поверила она, бл..ть… – процедил он, доставая из кармана пачку сигарет и подкуривая. – Будешь?
– Да.
– Слушай, Карим, а тебя не бесит, что так всё, а? – со злостью спросил Сыч, протягивая другу пачку и зажигалку. – Ефима больше нет. Эта мразь еб..т твою телку и радуется жизни. А мы сидим тут сопли жуем?
Саша не спеша подкурил, затянулся сигаретой и поднял глаза на друга.
– А давай завалим его? – бесстрастно предложил, выпуская дым. – Отомстим за Стёпку?
Сыч сузил глаза, делая очередную затяжку, и с недоверием посмотрел на друга:
– Ты серьезно?
– Да. – Кивнул Саша. – Как я понял, Седому Шумилов давно поперек горла. Надо подумать. Может, как-то обставить всё, типа ему это было выгодно. Чтобы нас потом на корм собакам не пустили.
22
Насте казалось, что впервые за последние пять лет она снова жила, а не существовала. Что вся та боль, которую она вынесла за это время, наконец, отпустила её, позволив дышать полной грудью. Каждый поцелуй, каждое касание, каждый вдох, каждый взгляд глаза в глаза – всё больше исцеляли её израненное сердце, вдыхали жизнь, дарили ощущение полета.
Хотелось остановить эти мгновения. Закрыться от всего и всех в этом сладостном мире, что они создали вдвоем, и никогда его не покидать. Чтобы только он и она. Чтобы его руки на её теле, его губы на её губах. Чтобы сумасшедшие глаза цвета стали продолжали смотреть так же нежно. Без осуждения. Без злости.
Он был в ней, и это казалось таким правильным. Таким чудесным. Это удовольствие невозможно было держать в себе, оно заставляло извиваться на простынях, стонать, хватать ртом воздух. И снова подставлять губы под жадные поцелуи… Он пил её стоны, успокаивал сладкие судороги объятиями, ласкал до одури, а после всё начиналось снова.
И больше ей не нужно было никаких слов. Его тело говорило за него. Он все еще любил её. Настя знала это так же точно, как то, что сейчас ночь, а за ней – наступит утро.
И утро наступило – за окном начал заниматься рассвет, а они всё еще не спали. Хоть Настя была уже очень близка к тому, чтобы провалиться в сон. Она лежала у него на груди, а он лениво перебирал рукой её волосы.
– А помнишь, мы с тобой хотели от всех сбежать? – тихонько спросила она, кое-как разлепив воспаленные от долгих поцелуев губы. – Далеко-далеко.