Мой прекрасный лорд
Шрифт:
– Тогда его звали просто Роджер. Прозвище Робин [11] он заработал позже, когда стал воровать, пробивая себе путь в этом мире. Но это случилось уже после того, как он сбежал из вашей конюшни.
– Сбежал? – сердито переспросила леди Джермейн. – Вы так говорите, мистер Дэвин, словно у меня не дом, а тюрьма! Уверяю вас, если этот человек не пожелал здесь служить, то не потому, что с ним дурно обращались. Если вы приехали сюда в надежде сфабриковать против меня обвинение, вы зря тратите время.
11
От
Лукас вспыхнул от злости, но быстро овладел собой.
– Роджер ушел от вас не потому, что с ним плохо обращались. Он сбежал, опасаясь за свою жизнь.
– Это какой-то абсурд, – проронила графиня, обращаясь к Кэролайн.
– Расскажи ее сиятельству свою историю, Робин. Расскажи ей все так, как рассказывал утром мне.
Робин кашлянул, приложив кулак ко рту. Он сейчас выглядел значительно старше своих шестидесяти лет.
– Так вот, значит… ваше сиятельство. Я с пятнадцати лет служил здесь грумом, я хочу сказать, в этом имении. Когда умер четвертый граф, то есть ваш сын Бэзил, упокой Господи его душу, мне уже стукнуло сорок пять. Несмотря на мой возраст, для жены его сиятельства леди Элизабет я был все равно как мальчишка.
Услышав эти слова, графиня поджала губы.
– Не то чтобы я возлагал какие-то надежды на ее особенное внимание, но я старался изо всех сил и заботливо ухаживал за ее лошадью. И она стала замечать меня и даже разговаривала и всегда была очень добра, и тогда, и потом, в отличие от вас. Когда ее муж, граф, умер и вы выгнали леди Элизабет и маленького Том-Тома, я предложил ей взять меня в слуги.
Надменное лицо графини смягчилось.
– Вы помните маленького Томаса?
– А как же, мэм! Ай-ай-ай… Вы выгнали их, дав денег, но леди Элизабет некуда было идти. Бедняжка, ничто не связывало ее с высшим светом. Она не очень понимала, что к чему. Теперь-то я знаю.
– И никогда бы не поняла.
– Да-да, мэм, она была такая добрая. Не от мира сего, как говорится… Хрупкая, как птичка. Я говорил ей, что отвезу ее в Лондон в прекрасной карете, но леди Элизабет только плакала. Она не хотела посещать никого из тех знатных людей, с которыми встречалась, когда ее граф был жив. А без своих именитых друзей, без семьи она не могла рассчитывать на помощь. Я поместил ее в небольшой гостинице, но она впала в меланхолию, даже не заботилась о Том-Томе. Спустя две недели она умерла. От разрыва сердца, я думаю.
И не осталось никого, кроме меня, кто позаботился бы о парнишке. Я не решился вернуться в поместье, ваше сиятельство, и поэтому сам растил Том-Тома. Ну вот, я вырастил его, и это конец истории.
Леди Джермейн сидела неподвижно, глядя в одну точку. Морщина на переносице стала еще глубже. Ее напудренное лицо напоминало сейчас посмертную маску. Наконец тяжелые веки поднялись, она взглянула сначала на Робина, потом на Лукаса. И тут что-то дрогнуло в ее лице. Она узнала. Посмотрев ему прямо в глаза, она в ужасе воскликнула:
– О Боже! Это ты. Ты Томас! Кэролайн прижала руки к груди.
– Лукас! Это правда?!
– Да, любимая. – Он улыбнулся ей, затем вновь повернулся к графине.
– Томас, –
Когда он услышал, как она назвала его по имени, холод волной прокатился по телу, заставив Лукаса вздрогнуть. Он вернулся назад, в океан болезненных чувств и переживаний. Но эти воспоминания явились из далекого прошлого. Он не был больше тем мальчиком, которого она выгнала на улицу. С тех пор прошло немало лет.
– Я сын Бэзила и Элизабет. И я был бы пятым графом Джермейн, если бы не ваши жестокие деяния, бабушка.
Она поморщилась, глядя на него через монокль. Затем неожиданный вихрь эмоций прошелся по ее лицу. Здесь было все: шок, любопытство, изумление, ужас, сожаление, любовь и, наконец, откровенный цинизм.
– Я долго думал, как прокормить Том-Тома в Лондоне, и наконец нашел способ, – продолжал Роджер, забыв о других. Он потер руки, словно они могли помочь ему воспроизвести детали. – Когда деньги закончились, я научился воровать. Я не мог искать настоящее место, так как должен был прятать мальчика. Вот так я и стал знаменитым карманником, этим и занимался, а когда парнишка подрос, я и его обучил этому ремеслу.
Робин гордо вскинул голову, ища одобрения.
– Зачем? – прошептала Кэролайн, изумленная этими откровениями. – Робин, почему вы не вернулись в Джермейн-Хаус и не постарались помочь Лукасу получить наследство после смерти матери?
– А-а-а… – промычал он, махнув рукой в ответ на ее замечание. – Все знали, что леди Джермейн считает мальчишку ублюдком. Она никогда бы его не признала.
– Но вы ведь так не думали? – настаивала Кэролайн. – Вы верили в добродетель леди Элизабет. Почему вы не обратились к королю, чтобы добиться справедливости?
Робин ухмыльнулся и покачал головой:
– Вы полагаете, что мне стоило пошевелить мизинцем и король тут же бы меня принял? – Он снова покачал головой. – Кроме того, я не мог никому сказать, кто такой Лукас на самом деле. Ни-ни, разве ж я мог? – Этот последний вопрос старик задал своей бывшей госпоже.
Она опустила глаза.
– Нет. Вы не могли.
– Вот видите, – обратился Робин к остальным. – Второй сын ее светлости, Торнтон, хотел быть пятым графом Джермейн. Мне передали, что он замышлял убить Лукаса, если тот вернется и потребует справедливости. Поэтому мне пришлось заставить мальчишку позабыть, кем он был. – Он печально вздохнул. – Прости меня, парень, но я должен был это сделать. Ради тебя же самого…
Лукас повернулся к Кэролайн:
– Теперь я понимаю, почему у меня так много шрамов. Робин добивался, чтобы я забыл, кто я есть. Он колотил меня всякий раз, как я вспоминал Джермейн-Хаус или называл себя Томасом. Он хотел доказать мне, что я никто и чтобы я не вздумал вспоминать свое настоящее имя и искать семью. Он боялся, что меня убьют. Стоило мне ослушаться, и я получал вожжами по спине. А так как я был упрям, то он частенько бил меня. Я не хотел забывать отца и мать и поэтому хранил воспоминания так долго, как мог. Я и бабушку тоже помнил, хотя знал, что она меня ненавидела. Но в конце концов я все забыл. Я понял, что не смогу больше выносить побои. Все, что я оставил, отзывалось болью при встрече с подобными мне сиротами и ненавистью к богачам.