Мой принц

Детли Элис

– Вчера. Здесь, на кухне. – Оливер поцеловал ее розовое ушко. – Давай завтракать, а то кофе остынет. Потом я тебе все расскажу.

– Как вкусно! – сказала Кэтрин, беря очередной гренок с ветчиной. – Я и не знала, что ты умеешь хорошо работать не только с цифрами, но и со сковородками.

– Ты еще многого обо мне не знаешь, но ты узнаешь! – с шутливой угрозой сказал Оливер.

Кэтрин внимательно посмотрела на него, чуть прищурив глаза. Несмотря на шутливый тон, лицо Оливера было серьезным. Еле заметные следы от порезов осколками стекла на виске и на лбу сделали его лицо еще более привлекательным, по мнению Кэтрин. Она залюбовалась им. Ясные синие глаза смотрели на нее по-новому. Она сразу не могла бы объяснить точно, в чем состоит перемена. Потом поняла. Обычно он смотрел на нее так только в постели, а за столом отдалялся от нее, погружаясь в свои мысли, допуска

к которым у нее не было. Сейчас Кэтрин не ощущала такого барьера, и это открытие взволновало ее необычайно.

– Думаешь, меня можно испугать? – так же шутливо ответила Кэтрин.

– Нет, я так не думаю, – совершенно серьезно ответил Оливер. – Вспомнив все, я понял, что ты самая бесстрашная женщина на свете.

– Заслуженный комплимент для женщины, которая решилась стать твоей любовницей, – заметила Кэтрин с иронией.

Оливер внимательно посмотрел на нее и снисходительно улыбнулся.

– Все правильно, только напрасно ты иронизируешь. Любовница от слова «любовь». А любовь самое прекрасное, что есть в этом мире. Нет ее вины в том, что людям угодно было внести уничижительный оттенок в слово «любовница». Когда-нибудь мы будем вспоминать с тобой об этом времени как о самом счастливом в нашей жизни.

– Наверное, ты прав, – согласилась Кэтрин, скрывая охватившее ее волнение.

Впервые Оливер заговорил об их будущем, и она ждала продолжения.

– Но прежде, чем мы войдем в наше будущее, – сказал Оливер, словно угадав ее мысли, – я хочу предложить тебе прогулку в мое прошлое. Если ты, конечно, не утратила к нему интереса.

– Нет, Оливер, не утратила, – нежно ответила Кэтрин и устремила на него светившийся любовью взгляд.

7

Когда они вышли из дома, воздух вдруг задрожал, послышался отдаленный раскат грома и низкое серое небо над их головой осветилось розоватым сполохом. Потянуло прохладой и запахом надвигающегося дождя, который принес ветер с запада.

– Я вернусь в дом. Думаю, без зонта нам не обойтись, – сказала Кэтрин.

– Дай мне ключи от машины, я пока выведу ее из гаража и подгоню к главному входу. – Оливер потянулся за ключами, которые держала в руке Кэтрин. Мысль о том, что он не садился за руль со времени аварии, заставила ее помедлить. – Не бойся, со мной все в порядке, – успокоил ее Оливер. – Уж машину-то я точно водить не разучился, – лукаво улыбнулся он.

Кэтрин ответила ему смущенной улыбкой и вложила ключи в его ладонь. В доме ей пришлось облазить все шкафы в поисках своего модного цветного зонта, но он словно сквозь землю провалился. Пришлось взять старомодный черный зонт с ручкой из слоновой кости. Выйдя через главный вход особняка, она увидела, что машина уже стоит на подъездной аллее. Оливер сидел на водительском месте, и уступать его явно не собирался. Немного поколебавшись, Кэтрин открыла дверцу со стороны пассажирского места и тут заметила, что на заднем сиденье лежит скромный букетик из садовых ландышей и незабудок, росших у нее на тенистой поляне под высокими деревьями. Букет, приготовленный Оливером, навел ее на мысли о кладбище. Как она сразу не сообразила! Ведь мать Оливера давно умерла, и, видимо, он решил навестить ее могилу. Кэтрин открыла бардачок, достала оттуда ножницы и, оставив дверцу открытой, ступила на газон, где росли пышные белые и розовые пионы. Нарезав большой букет, она вернулась к машине, положила цветы на заднее сиденье рядом с букетом Оливера и села на пассажирское место.

– Поехали? – спросил Оливер, бросив на нее признательный взгляд.

Кэтрин кивнула.

– Только не очень быстро, – попросила она.

На западном шоссе их встретил шквал ветра, который обрушил на лобовое стекло машины дождевые брызги, смешанные с пылью, листья и мелкие сучья, сорванные с деревьев его ураганной силой. Кэтрин уже подумывала, не лучше ли вернуться и переждать ураган под крышей дома, как шквал понесся дальше, а на смену ему пришел монотонный частый дождь, тихо застучавший по крыше автомобиля. Окна были закрыты, и посередине разгулявшейся непогоды Кэтрин вдруг почувствовала себя очень уютно в салоне машины рядом с Оливером. Ей захотелось сказать ему об этом, но она промолчала, чтобы не отвлекать его внимание от мокрой дороги, только иногда поглядывала на его мужественный профиль. Оливер молчал, то ли сосредоточившись на дороге, то ли погрузившись в свои мысли. Она и сама пребывала в напряжении, беспокоясь за него. Воспоминание о приступе, случившемся с ним накануне, еще не стерлось из ее памяти. Надо было ей поговорить с Майклом Вудом, перед тем как соглашаться на эту «экскурсию в прошлое». Кто знает, а вдруг такой приступ повторится с ним сегодня? Но теперь сожалеть об этом было поздно. Тем более что Оливера, как правило, невозможно

было отговорить от того, что он задумал. Ей вдруг вспомнился совсем другой Оливер, каким она нашла его прошлой ночью на лестнице. Впервые ей довелось увидеть его откровенно страдающим, потерявшим в себе уверенность. Но как быстро удалось ему восстановить былую уверенность! Пожалуй, таким страстным и изобретательным любовником она его до сих пор не знала. Даже воспоминание о том, чем они занимались почти всю ночь, вызвало сладостную дрожь в ее теле.

За мыслями Кэтрин не заметила, как они свернули на проселок. И только появившийся впереди силуэт старой церкви, знакомой ей с детских лет, вывел ее из задумчивости, и она поняла, что они прибыли на место. На стоянке для машин неподалеку от церкви Оливер заглушил двигатель и убрал руки с руля. Кэтрин обратила внимание, что он вытер их носовым платком, но промолчала. И так было ясно, что эти несколько миль по мокрому от дождя шоссе потребовали от него большого напряжения. В салоне стало тихо, только дождь продолжал методично барабанить по крыше. Кэтрин дотронулась до руки Оливера. Он порывисто обернулся к ней, обнял за плечи и притянул к себе. Голова Кэтрин склонилась к нему на плечо. В синих озерах его глаз она увидела совершенно новое выражение. Словно он испытывает чувство вины. Перед кем он виноват? Перед ней? Помолчав немного, Оливер заговорил: – Знаешь, сегодня ночью я пережил страшное потрясение. Мне казалось… Нет, я был уверен, что потерял тебя. Что ты заботишься обо мне только из сострадания. Я вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным. Когда ты заходила ко мне, я не спал. Мне вспомнилась вся моя жизнь. Говорят, так бывает в последние мгновения перед смертью. Я вспомнил свое детство и отрочество и понял, почему с таким упорством оберегал свое одиночество. Хотя всегда полагал, что оберегаю собственную независимость. Оказалось, во мне доминировал детский эгоизм. Представляешь? В тридцать с лишним лет обнаружить, что ты так и не вырос из своего короткого детства с его комплексами и обидами.

Он заглянул ей в Глаза, дабы убедиться, что она не смеется над ним. Взгляд Кэтрин был внимательным и серьезным.

– Почему ты называешь детство коротким, Оливер?

– Потому что мое детство закончилось в тот момент, когда ушел отец. Точнее, сбежал. Ты, наверное, ничего не знаешь. Мой отец, Грегори Уинстон, учился вместе с Льюисом Норманом в университете. А дружили они, кажется, с самого детства. Мой дед был владельцем местного банка. Отец унаследовал его дело, и все шло хорошо. У нас была счастливая, благополучная семья. – Он замолчал.

Кэтрин вопросительно посмотрела на него. Оливер сидел, опустив глаза, и нельзя было догадаться, что скрывается за его молчанием.

– Если тяжело рассказывать, лучше не надо, Оливер. Тебе нельзя волноваться. Слышишь меня? – нежно сказала Кэтрин.

– Не беспокойся, Кей, со мной все в порядке. – Он посмотрел на нее растроганным взглядом и ладонью прижал ее голову к своему плечу. – Подробностей я не знаю… в общем, у него появилась другая женщина. С этого все и началось. Разумеется, об этом я узнал позже. А исчез он одновременно с извещением, что банк не способен выплачивать проценты по вкладам. Растрата была настолько значительной, что спасти банк не представлялось возможным. Началось следствие, отца разыскивали по всем штатам, но безуспешно. Мы с матерью тогда оказались на грани нищеты. Помню, твой отец не один раз появлялся у нас в доме. Он предлагал свою помощь, а мать гордо отказывалась. У нее был свой, правда небольшой, капитал, но на время следствия, которое длилось больше полугода, ее счет в банке был арестован. Видимо, позже все как-то образовалось, потому что мы не испытывали серьезных материальных затруднений. – Оливер снова замолчал.

Кэтрин поняла, что он подошел к самому главному, что мучило его.

– Ты потерял отца, а потом потерял мать. Так, Оливер?

– Да, мать почти сразу изменилась. Она уже не уделяла мне столько внимания, сколько прежде. Все чаще мне казалось, что я мешаю ей. В ее жизни кто-то появился, но она тщательно скрывала его от меня. И не только от меня. Оказавшись в положении ни разведенной, ни жены, она предпочитала развлекаться подальше от дома. Помню бесконечно унылые, долгие вечера, когда она уезжала в Бостон, оставляя меня в одиночестве. Иногда она пропадала нескольких дней. Пожилая женщина приходила тогда ежедневно, готовила мне, убиралась в доме и уходила. Все в округе осуждали мать за ее образ жизни. Она ни с кем из соседей не дружила. – Оливер тяжело вздохнул. – Из-за этого я тоже не сумел обзавестись друзьями. Рос сам по себе, замкнулся и уже не делал попыток преодолеть возникший между мною и матерью барьер. Я любил ее и ненавидел! – Волнение душило Оливера. – Так продолжалось пять лет, вплоть до того дня, когда ее нашли в машине у обочины дороги. Она была мертва!