Мой роман, или Разнообразие английской жизни
Шрифт:
Письмо выпало из руки Виоланты. Рандаль подошел и подал его ей. Взоры их встретились. Виоланта оправилась.
– Я не могу выйти за вас, сказала она, сухо.
– В самом деле? отвечал Рандаль, тоном равнодушие. – Это потому, что мы не можете любить меня?
– Да.
– Я и не ожидал от вас любви, но все-таки не оставляю своего намерения. Я обещал вашему батюшке, что не отступлю пред вашим первым, необдуманным отказом.
– Я сейчас поеду к батюшке.
– Разве он этого требует в письме своем? Посмотрите хорошенько. Извините меня, но я заранее предвидел ваше высокомерие; у меня есть другое письмо от вашего отца – к леди Лэнсмер, в котором он просит ее не советовать вам ездить к нему (на случай, если бы вам вздумалось это) до тех пор, пока он не приедет сам или не пришлет за вами. Он поступит так, если вы оправдаете данное им обещание.
– Как вы смеете говорить мне это и рассчитывать на мою любовь?
Рандаль иронически улыбнулся.
– Я рассчитываю только за брак с вами. Любовь есть такой предмет, о котором мне нужно было говорить гораздо прежде или придется говорить впоследствии. Я дам вам несколько времени для размышления. В следующий приход мой нужно будет назначить день нашей свадьбы.
– Никогда!
– Стало быть, вы будете единственною дочерью из вашего рода, которая не повинуется отцу своему; вы к этому присоедините еще то преступление, что окажете ослушание ему в минуту горя, изгнания и падения.
Виоланта ломала себе руки.
– Неужели тут нет никакого выбора, никакого средства к спасению?..
– По крайней мере я не вижу средства ни к тому, ни к другому. Выслушайте меня. Я, может быть, и люблю вас; но согласитесь, что меня не ожидает особенное благополучие от женитьбы с девушкой, которая ко мне равнодушна; честолюбие мое не видит приманки в особе, которая еще беднее, чем я сам. Я женюсь единственно с целию выполнить обещание, данное вашему отцу, и спасти вас от злодея, которого вы должны более ненавидеть, чем меня, и от которого не защитят вас никакие стены, не оградят никакие законы. Только одна особа, может быть, была бы в состоянии избавить вас от несчастья, которого вы ожидаете в союзе со мною; эта особа могла бы разрушить планы врага вашего отца, возвратить отцу вашему права его и все почести; это….
– Лорд л'Эстрендж?
– Лорд л'Эстрендж! повторил Рандаль, волна и наблюдая за движением её бледных губ и переменами, происходившими в лице её: – лорд л'Эстрендж! почему же именно он? почему вы назвали его?
Виоланта потупила взор.
– Он спас уже однажды отца моего, произнесла она с чувством.
– И после того хлопотал, суетился, обещал Бог знает что, а между тем, к какому результату привели все его хлопоты? Особу о которой я говорю, ваш отец не согласился бы увидать, не поверил бы ей, если бы даже с нею увидался, между тем она великодушна, благодарна, в состоянии сочувствовать вам обоим. Это сестра врага вашего отца – маркиза ди-Негра. Я уверен, что она имеет большое влияние за своего брата, что она слишком хорошо посвящена в его тайны, чтобы страхом заставить его отказаться от всех видов за вас; но, впрочем, к чему я распространяюсь о ней?
– Нет, нет! вскричала Виоланта. – Скажите мне, где она живет: я желаю с нею видеться.
– Извините: а не могу исполнит вашего желания; самолюбие этой женщины задето теперь несчастным предубеждением отца вашего против неё. Теперь слишком поздно рассчитывать на её содействие. Вы отворачиваетесь от меня? мое присутствие вам ненавистно? Я избавлю вас от него теперь. Но приятно или неприятно это вам, а вам придется современем переносить его в продолжение всей вашей жизни.
Рандаль опять поклонился по всем правилам этикета, отправился к дому и спросил леди Лэнсмер. Графиня была дома. Рандаль отдал записку Риккабокка, которая была очень коротка, заключая в себе лишь опасения, что Пешьера открыл убежище изгнанника, и просьбы, чтобы лэди Лэнсмер удержала у себя Виоланту, даже против её желания, впредь до особого распорежения со стороны отца по этому предмету.
– Примите все меры предосторожности, графиня, умоляю вас. – Как ни безразсудны намерения Пешьера, но где есть сильная воля, там и путь к успеху.
Сказав это, Рандаль распрощался с леди Лэнсмер, отправился к госпоже Негра и, пробыв с всю час, поехал в Ламмер.
–
– Рандаль, сказал сквайр, который смотрел очень изнуренным и болезненным, но который не хотел признаться, что очень грустит и беспокоится о своем непослушном сыне: – Рандаль, тебе нечего делать в Лондоне; не можешь ли ты переехать ко мне жить у меня и заняться хозяйством? Я помню, что ты показал очень основательные сведения насчет мелкого сеяния.
– Дорогой мой сэр, я не премину приехать к вам, лишь только кончатся общие выборы.
– А что тебе за надобность в этих общих выборах?
– Мистер Эджертон желает, чтоб я поступил в Парламент; потому действия для этой цели теперь в ходу.
Сквайр поникнул головою.
– Я не разделяю политических убеждений моего полу-брата.
– Я буду совершенно независим от них, вскричал Рандаль, с увлечением. – Эта-то независимость и есть то положение, которое привлекает меня.
– Приятно слышать; а если ты вступишь в Парламент, ты, верно, не поворотишься спиною к своей отчизне?
– Поворотиться спиною к родине! воскликнул Рандаль тоном благочестивого ужаса. – О, сэр, я еще не такой изверг!
– Вот настоящее выражение для названия подобного человека, проговорил доверчивый сквайр: – это изверги в самом деле! Это значит повернуться спиною к своей матери! Родина для ник та же мать.
– Для тех, кто живет её силами, без сомнения, мать, отвечал Рандаль, с важным видом. – И хотя мой отец скорее умирает с гододу, чем живет по милости этой матери, хотя Руд-Голл не похож на Гэзельден, все-таки я….
– Поудержи свой язык, прервал сквайр: – мне нужно поговорит с тобою. Твоя бабушка была из рода Гезельденов.
– её портрет висит в зале Руда. Все говорят, что я очень похож на нее.
– В самом деле! сказал сквайр: – Гезельдены большею частью были крепкого сложения и с здоровым румянцем на щеках, чего у тебя вовсе нет. Но ты, конечно, не виноват в том. Мы все таковы, какими созданы. Впрочем, поговорим о деле. Я намерен изменит свое духовное завещание (с продолжительным вздохом). Тут предстоит адвокатам заняться серьёзно.