Мой самый любимый Лось
Шрифт:
— Эй, что за шутки?!
На губах его все еще блуждала улыбка, в глазах стояло ничего не понимающее выражение, когда Анька и вторую его руку ловко зафиксировала пушистым гламурненьким розовым наручником.
— Ты что, серьезно играешь в БДСМ? — дрогнувшим голосом спросил Акула, стыдливо стискивая колени, как девственница перед маньяком. Анька, тяжело отпыхиваясь, выпрямилась, свысока глядя на Акулу, убрала с лица волосы, откинулась назад, любуясь делом своих рук, и неспешно сползла с его распростертого тела.
— Я — нет, — холодно и резко
Она неспешно выудила из кармана телефон, хотя руки ее и дрожали от пережитого волнения, набрала номер и негромко бросила: — Он готов, одноклубнички. Пора повеселиться!
— Эй, ты что, с ума сошла?! — взревел Акула, из всех сил дергая прикованными руками и стараясь ногой достать до Аньки. Но та легко отпрыгнула от него, хохоча во всю глотку. — Отпусти меня, сучка! Да я тебя…
— Это я тебя сейчас, — рыкнула Анька, ощущая хищную жажду крови. Акула все еще брыкался ногами, но девушке удалось его обойти, увернуться от его конечностей, и ее острые ноготки впились в его лицо, больно стиснули его щеки, сплющили губы. Ее глаза глянули в его, и Акула на миг затих, испуганный, потому что ему показалось — над ним склоняется разъяренный Миша. — Я сейчас так тебя отделаю, красавец, что ты неделю ровно сидеть не сможешь…
— За что?! — прохрипел он, и Анька брезгливо оттолкнула от себя его лицо, вытерла обслюнявленные пальцы об одежду.
— Зачитать тебе полный список твоих прегрешений? — небрежно ответила она. — Изволь. Регину помнишь? А-а-а, вижу, помнишь. Ее дочка тебя папой называла. Девочек соблазненных помнишь? Не всех, поди, но помнишь же? Я — одна из них. И Лося…
Анька нервно сглотнула, вспомнив Лося, с остервенением отмывающего в парящем кипятке руки.
— Ты, скотина, так больно делаешь, — с отвращением произнесла Анька. — Вот так запросто — так больно! Говоришь, нету у тебя бабы, от которой ты по стенам бегаешь? Сейчас будет! И не одна, а пятеро!
В двери постучали, и целая толпа ввалилась в номер к онемевшему от ужаса Акуле.
— Сладкий мой, ты неважно выглядишь, — пропела Машка обалдевшему Акуле своим божественным голосом, сбрасывая с плеч шубу прямо на пол. — Мальчики, дайте что-нибудь!
Что-нибудь оказалось кляпом в рот, веселеньким розовым шариком, замаскированным под соску младенца. Акула задрыгался, как эпилептик, но Машка, присев на краешек его ложа страдания, навалилась на него грудью, и заворковала, уговаривая:
— Ну, открой ротик, хороший мой, открой! А то я возьму твой телефончик, сниму с тебя трусики, сфотографирую и выложу в твой Инстаграмчик. Вот так, вот хороший мальчик!
Акула выл, яростно грызя розовый шарик, пока Машка деловито фотографировала его — беспомощного, с полными глазами слез, — на свой телефон.
— Маэстро, — скомандовала Анька, — музыку!
Девчонки с веселым визгом налетели на несчастного Акулу и в один миг стащили с него трусы. Вереща от восторга, они фотографировали его, голого, извивающегося, с заткнутым ртом, и хохотали, показывая пальцами на скукожившийся вялый член.
Зеленка появилась в руках мстительниц внезапно, и Акула взвыл, чувствуя, как холодная жидкость льется ему на живот и в пах.
— Феерично! — выдохнула Анька, отступая на шаг и фотографируя. — Акула трансформируется в крокодила. Впервые в истории.
Если б не кляп во рту, то рев Акулы разнесся бы по всем этажам, когда одна из мстительниц, долго и упорно приглаживающая на его лбу восковую полоску, одним рывком лишила несчастного бровей.
— Не плачь, сладкий, — сквозь зубы процедила Анька, — мы тебе новые нарисуем. Хочешь?
Акула не отвечал. Он бессильно рыдал, когда одна из девушек, от усердия высунув язык, маркером рисовала ему брови как у Брежнева.
— Дай-ка мне, — попросила Анька, протягивая руку за маркером.
На мгновение ее глаза встретились с глазами Акулы, красными от слез, стыда и злобы, и Анька поистине дьявольски усмехнулась.
— Что, — пошипела она злобно, аккуратно присаживаясь рядом с дрыгающимся Акулой, — позвал Лося-то, чтоб меня припозорить? Позва-ал; по глазам вижу. Сейчас он приедет, — Анька ободряюще подмигнула Акуле. — Может, даже тебя освободит.
Легко, самым легкомысленным почерком, она написала на голой груди Лассе «Аня была тут! Чмоки!». И нарисовала смайлик.
— А теперь, — произнесла она, поднимаясь, — гвоздь программы?
Веселой толпой, умирая со смеху и пачкаясь в непросохшей зеленке, коей вылито было много, девчонки натянули на Акулу веселенькие розовые кружевные стринги и сетчатые чулки, так популярные среди жриц древнейшей профессии. Отступив, каждая из них направила на Акулу камеру, и к нему на кушетку с обеих сторон прилегли стриптизеры в полицейской форме.
Покручивая дубинками, привычно улыбаясь на камеру, они прижимались обнаженными мускулистыми торсами к извивающемуся, очумевшему от ужаса Акуле, и девчонки визжали от восторга.
— Вы арестованы, — эротичными голосами, с томным придыханием, шептали стриптизеры ему сразу в оба уха, поглаживая обтянутые розовыми кружевами выпуклости своими резиновыми дубинками. — За вашу преступную, невозможную сексуальность…
Девчонки едва не катались по полу, визжа и хохоча, когда эротичные копы оттягивали резинку розовых стрингов и отпускали ее, звонко шлепая по упругому Акульему телу.
Пожалуй, никогда еще Акула не был так рад розовым трусам на своей заднице.
— Ладно, веселитесь, — мельком глянув на часы, произнесла Анька. — Сейчас Лось заявится… а я обещала быть у него в офисе.
Она снова запустила руку в карман, но на сей раз — во внутренний, ближе к сердцу, — вытащила пачку денег и помахала ею у Акулы перед носом.
— Рыпнешься, — грубо сказала Анька, — и все твои фотки попадут в прессу. Во все газеты. В почтовые ящики твоих знакомых. Всем. Я могу это устроить. Ты, лошара, просто не знал, с кем связался!