Мой сладкий грех
Шрифт:
Отрываю взгляд, замечаю тетю Марину, стоящую у подоконника.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — отвечает, тоном оповещая, что я не оправдал ее надежд.
Плевать, присаживаюсь возле Ники, глажу тыльной стороной ладони по не травмированной щеке.
— Ты как?
— Могло быть и хуже, — сдавленный голос выворачивает мое нутро наизнанку — Машина сильно разбита?
— Я не смотрел. Забудь о ней.
— Я не знаю, как так получилось, Назар. Она стала тормозить, как в гололед, не понимаю, что произошло.
— Кто-то
— Что?! — слышу за спиной голос ее матери.
Ника замирает в потрясении, открывает рот, но так и не может ничего произнести.
— Ты никого не видела, возле двора, когда приехала?
— Нет, — машет головой.
— Назар, — включается тетя Марина, — с этим должна разбираться полиция.
— Она уже разбирается, — говорю для успокоения. — Ты после удара отключилась? Что помнишь?
— Начала тормозить перед поворотом, меня повело. Испугалась, попыталась удержать руль, но, когда легонько нажала на газ, меня понесло на бордюр, при прыжке сильно ударилась головой о боковое стекло, и больше не помню ничего.
Огромные глаза застилают непрошенные слезы, она пытается их подавить, сжимает губы, но они, все равно, выливаются и стекают крупными каплями по щекам.
Меня накрывает, комок подкатывается к горлу и хочется кричать, никогда еще не испытывал того, что чувствую сейчас. Что это — жалость, сочувствие, злость? Или все вместе?
Бережно, насколько могу, обнимаю ее, прижимаюсь, боясь даже дышать. Она упирается лбом в мою грудь и горько плачет.
— Не плачь, Солнышко. Главное цела.
Слышу глухой звук закрывшейся двери позади, нас оставили одних.
— Прости, это из-за меня…
Ника поднимает на меня заплаканное лицо.
— Я теперь надолго вышла из строя…
— Переживем…Мне нужно ехать, вечером проведаю тебя. Что привезти?
— Планшет в спальне на тумбочке. А то я тут завою.
— Может, фрукты?
— Давай, на твой вкус.
Закрываю дверь палаты, Калинин сидит неподалеку на диванчике. Поднимается, увидев меня.
— Сколько она здесь пробудет? — спрашиваю, отмечая, что он уже не такой злой, как вначале.
— Пару дней понаблюдают, если все нормально, отпустят домой.
— Я вечером приеду…Если не загребут…
— Ты сейчас в полицию?
— Угу, только домой заеду, записи с камер сниму.
— С тобой поеду.
— Зачем?
— Ты был когда-нибудь на допросе?
— Нет.
— Поэтому и поеду, как адвокат. Заодно с материалами дела ознакомлюсь.
По дороге домой ухожу в свои мысли, Калинин тоже, думаем каждый о своем. Звонок Богдановича отбиваю, но он настырно прорывается снова.
— Алло!
— Что там у тебя стряслось?
— Неприятности. Меня пока не будет.
— Все серьезно?
— Да, при встрече расскажу.
Отключаюсь, нет желания с кем-то перетирать эту тему. Злость трансформировалась в тяжелый осадок навалившихся проблем, прямо как несколько месяцев назад, только та боль была тупая, а эта
— Никак не могу понять, — прорезается сквозь поток моих мыслей Калинин, — тебе аварию хотели устроить или тебя подставить.
— Вряд ли подставить. Шансов, что за руль села бы Ника один к десяти. Она уже вдогонку у меня машину попросила.
— Значит, кому-то было нужно устранить тебя…или покалечить. А машина стояла за двором или в гараже?
— Мы вчера с парнями в баре сидели долго, я под утро на ней приехал, загнал в гараж.
— И больше никого в доме не было, может, садовник?
— Никого, всех распустил на выходные.
Открываю дом, впускаю Калинина, сам прохожусь по камерам по всему периметру, их четыре. Захожу в гостиную, Калинин, стоя у окна задумчиво рассматривает сад.
— Я переоденусь, посмотрим видео и поедем, — он кивает.
На скорую руку принимаю душ, переодеваюсь в цивильную одежду. Небрежно кинутый на кровать мобильный напоминает о себе резким звуком.
— Да, пап. Привет.
— Что случилось я знаю. Ты где сейчас?
— Дома, собираюсь в отделение. Дядя Костя поедет со мной.
— Предположения есть?
— Нет, вообще.
— Думай, кому дорогу перешел. Просто так такое не случается.
— Да никому. Вообще без вариантов.
— Тогда ищи бабу.
— Это слишком!
Если только Гретта… Эта истеричка, перед тем, как вскрыла себе вены, грозилась убить меня. Но, нет. Она бы сюда не достала, не смогла бы такое провернуть в чужой стране.
— Сынок, поверь мне, мстительнее, чем обиженная баба, нет.
— Ладно, разберемся.
— После ментовки набери. Если понадобится помощь, я на связи.
— Хорошо, спасибо.
Пересматриваем записи, зацепиться не за что. Вот я подъезжаю, загоняю машину в гараж, закрываю пультом ролету, захожу во двор. Дальше никакого движения, кроме прохожих и проезжающих мимо машин. Вот Калинин привозит и высаживает Нику, дальше я уезжаю на Рендже, она после меня минут через пятнадцать выезжает из гаража, и скрывается за пределы доступности камеры.
Смотрим друг на друга, у обоих полное недоумение.
— И что мы следователю будем показывать? — говорит он.
— Ничего не понимаю… — я был просто уверен, что с записями что-то прояснится.
После выхода из участка настрой падает на ноль. Сижу в машине, повиснув на руле и тупо пялюсь перед собой. Калинин остался знакомиться с делом, и выяснить для себя что из себя представляет следак. На допросе вел себя так, как будто уже решено, что аварию подстроил я. Молодой, не старше меня, надменный, пи*дец. Единственное, что его сбило с толку, так это Калинин, выступивший в роли моего адвоката. Он всеми силами пытался доказать ему, что у меня нет алиби и больше некому было это сделать. Когда Калинин спросил какой мотив, выдал, что возможно, ревность. Но он еще проработает другие мотивы. Не другие, бл*дь, версии, а другие мотивы.