Мой сладкий побег
Шрифт:
— Джосселин. Он ехал за мной. Меня опять арестовали за употребление алкогольных напитков, запрещенных в моём возрасте. Обвинения потом были сняты, но это не важно. Важно то, что я попросил его прийти и вытащить меня. Чтобы снова спасти мою глупую задницу. Я не могу сосчитать, сколько раз он выручал меня, и.. — слёз стало слишком много, и он рыдал, опираясь на меня. — Как ты могла винить себя, ты, такая красивая девушка? Как ты могла быть ответственной за это?
— Как ты мог? — Сказала я, переведя все на него, — Я несу эту вину, не ты. Она моя, и только моя, — он придвинулся ближе ко мне и взял меня за
— Нет. Ты не будешь нести это в одиночку. Это не только твоя ноша, — он отпустил мои руки и коснулся моего лица, я не могла вздохнуть. Наполеон запротестовал, и я отпустила его.
— Она не твоя, — возразила я.
— Смотри, мы можем играть в эту игру всю ночь, или ты позволишь мне поцеловать тебя, и мы сможем отложить вину в сторону на некоторое время. Я должен показать тебе, как скучал. Он не стал ждать приглашения. Его губы спускались вниз. Он чувствовал соль от слез, но это был уже знакомый Дасти вкус, и я должна была признать, что еще никогда так по нему не скучала.
— Котенок, — сказала я, когда оторвалась от него на секунду. Дасти взял Наполеона и поставил его на пол, где он и жалобно замяукал.
— Унесешь его наверх?
— Сейчас вернусь, — кивнул Дасти. Он взял котенка и побежал по лестнице, перешагивая по две ступеньки за раз. Я легла на диван и провела рукой по волосам. Что я делаю? Я не должна целовать Дасти вне зависимости от того, насколько это хорошо и как я этого хочу. Это неправильно. Мы вдвоем неправы. Это не сработает. Всегда будет что-то между нами, и если это и не проблема сейчас, то по дороге оно разделит нас. Так и будет. Дасти вернулся и сел рядом:
— Где мы остановились? — Я положила руки ему на грудь:
— Я не могу. — Он разочарованно вздохнул и покачал головой:
— Нет, ты можешь, и ты хочешь. — Он был прав в обоих случаях.
— Мы не должны. Мы не должны начинать, потому что потом это перерастет во что-то большее, и я не могу допустить этого. Я не могу допустить, чтобы что-то было, потому что я не хочу терять это. Лучше вообще не начинать, чем потом ощущать боль от потери. Я не хочу терять тебя, Дасти.
— Ты не потеряешь меня.
— Я и не думала, что собираюсь терять Натана. Он когда-нибудь рассказывал тебе обо мне?
— Да. Но я, однако, не знал, что это ты. Он всегда называл тебя Джосси, но я не проводил аналогий. И он никогда не рассказывал много о тебе. Только то, что вы стали друзьями и что у тебя ужасный музыкальный вкус, он был полон решимости это изменить, — я почти улыбнулась, вспоминая это:
— Да, он говорил об этом. Много.
— Ты любила его? Из-за этого?
— Нет, я не любила его в том смысле, в котором ты спрашиваешь. Я любила его как старшего брата, которого я очень хотела иметь и никогда не имела. У меня есть множество родственников, но я не очень-то близка с ними. Они, как правило, приходят и уходят тогда, когда мои родители женятся или разводятся. В моей жизни было много людей, которые приходили и уходили, но я была уверена, что он — один из тех, кто останется, всегда будет здесь, а теперь он ушел, и это моя вина, и я не смогу жить, если потеряю и тебя. Я не могу, Дасти, потому что я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что не могу потерять. Не могу, — на этот раз за поцелуем потянулась я, и он встретил меня на полпути.
— Я
— Живи одни днём, — сказала я, касаясь его щеки. Ему было так хорошо. .
— Да, Нейт иногда говорил так.
— Я знаю.
— Так давай жить, Джосселин. Прямо сейчас, — наши губы еще радостнее воссоединились. Теперь настало время соединиться и для наших тел. Поцелуи стали более интенсивными, он прижался ко мне, и я знала, что, без всякого сомнения, он бы хотел, чтобы я отдалась ему полностью.
— Отнесешь меня в комнату? — Второго шанса может не быть.
— Ты уверена?
— Да. Поживи хоть чуть-чуть со мной.
— Хорошо, Рыжик, — он взял меня на руки и понес в комнату. Я не думала, было ли это плохим или хорошим решением, и не пыталась предугадать последствия. Было бы утомительно делать все то, о чём думаешь. Так же, как когда я отдавала всю себя замечательной песне, мне хотелось отдать всю себя этому замечательному парню. Не, не отдаться ему, а поделиться с ним.
«The Scientist» продолжала играть, поэтому я закрыла свой компьютер и музыка смолкла, только звук нашего дыхания наполнил комнату. Дасти поцеловал меня в губы, затем спустился на шею. Поцелуи стали глубже, ему недоставало меня. Что же, это чувство было взаимным. Я чуть не сорвала с него рубашку, чтобы он быстрее разделся.
— Полегче, Рыжик, — сказал он, когда она застряла у него на голове и ему пришлось помочь мне стащить её до конца. Я отметила татуировку на его руке.
— «Младший брат». У Нейта была похожая, «старший брат». Но ты, наверно, знаешь это.
— Теперь знаю, — ответила я, целуя татуировку перед тем, как вернуться к его губам. Его язык проникал все глубже в мой рот, словно он хотел попробовать мою душу. Я позволила себе расслабиться, и его опытные руки сняли мою рубашку, а затем и лифчик.
— Один, два, три, четыре, — Говорил он, целуя мою щеку, спускаясь вниз по шее и идя между моих грудей, — Пять, шесть, семь. .
— Что ты делаешь? — Его язык лизнул один из моих сосков.
— Считаю твои веснушки. Это может занять некоторое время. Восемь, девять, десять. . — Я схватила его за голову, когда он взял в рот один из моих сосков и стал сосать его. Он перестал считать, так как теперь его рот был занят, и я обхватила его ногами, издавая нечленораздельные звуки и прося большего. Он перешёл к другой груди, убедившись, что не обделил вниманием первую, он был таким нежным. Я чуть не сошла с ума, когда он в то же время просунул руку под пояс моих спортивных штанов и погладил меня там. Он уже явно делал это раньше и умел делать это хорошо, но я не стала об этом спрашивать. Кого это волнует?
— Черт, — я стонала от удовольствия. Он поцеловал мой живот, и, пока его рука все еще оставалась там, он опустился языком в мой пупок. Раньше я и не подозревала, насколько чувствительной может оказаться эта моя часть тела. Все, что я могла сделать, так это лежать, пока он не стащил мои штаны и я не оказалась совершенно беззащитна. Его штаны все еще были на нем, и это было немного несправедливо, но я ничего не могла поделать. Когда его рот присоединился к руке, в моей голове взорвалась тысяча фонарей и я думала, что умру.