Мой сводный американец
Шрифт:
Я все испортил…
Мия
Мой крик обрывается, когда вода в мгновение коварно утягивает меня на дно. Самообладание испаряется с такой же скоростью, как и воздух из легких. Я обездвижена, объятая всепоглощающим страхом. Пытаюсь вынырнуть, но ничего не получается. Тело мне больше неподвластно. Пугающая темнота, кажется, с каждой секундой все сильнее затягивает меня в свои сети, пока лицо не обдает порывом воздуха. Но я ничего не слышу, словно вокруг сплошной вакуум.
Тяжело дыша, я стараюсь понять,
— Если планируешь утопить любимого братца, то зря ты сейчас, придется убирать слишком много свидетелей, — прорывается в спутанное сознание знакомый голос.
А через мгновение я понимаю, что всем телом прилипла к американцу. Но вместо того, чтобы оттолкнуть, я прижимаюсь к нему еще сильнее. Сейчас он для меня как спасательный круг, и я больше не в силах думать ни о чем, кроме как крепче держаться за него. Поэтому мне абсолютно наплевать на его подначку.
— Н-не м-могу, — болезненно покидает грудную клетку дрожащий шепот.
Зарываюсь носом ему в шею и впитываю в себя приятное тепло и запах, который постепенно меня успокаивает. Когда я неожиданно ощущаю, как Том начинает плыть, паника вновь захватывает меня в свои жуткие сети. И лишь какое-то время спустя осознаю, что затрудняю его движения, но вскоре он рывком достает меня из воды, усаживая на бортик, а я никак не могу разомкнуть свои руки.
Постепенно возвращаясь в реальность, замечаю его тяжелое дыхание и взволнованно вздымающиеся плечи, а когда Том поднимает голову, мой пульс вновь учащается. Словно завороженная, я медленно прослеживаю широко распахнутыми глазами каждую черту его лица. Сейчас оно совсем другое. Часто моргая от подступивших слез и все еще стекающих на лицо капель воды, я продолжаю всматриваться в него: густые брови, пронзительный взгляд, в котором я теряю себя. Плотно сжатые губы свидетельствуют о том, что Томас напряжен не меньше меня. А когда он протягивает руку и проводит грубой подушечкой пальца по щеке, с ресниц непроизвольно срываются обжигающие слезы.
— Прости, — сдавленно шепчет он, — я не хотел напугать тебя. Его голос с тяжелой хрипотцой зарождает в груди мощный циклон, отчего сердце подпрыгивает к самому горлу, лишая возможности вздохнуть. Но обрушившееся осознание того, что вокруг полно народа отрезвляет мой затуманенный рассудок.
— Убери, — сглатываю вспыхнувшее волнение, — убери от меня свои лапы. — Отталкиваю его и тут же поднимаюсь на дрожащие ноги. Вот только от резкой смены положения и мокрой одежды я тут же теряю равновесие, а потом внезапно вновь оказываюсь в объятиях братца. — Не смей! — Яростно толкаю его в плечи. — Ты слышишь?! Не смей прикасаться ко мне!
— Ты сама виновата! — рявкает на меня, а в глубине его карих глаз плещется неприкрытое раздражение. — Надо думать, прежде чем провоцировать того, кто сильнее тебя!
— Сильнее? Да ты самый настоящий слабак! — взрываюсь очередным криком и, не выдержав раздирающих изнутри эмоций, замахиваюсь на него, но рука сразу же угождает в стальную хватку американца.
— Нам стоит успокоиться. Наша перепалка начинает привлекать ненужное внимание, — цедит он вполголоса.
— Это ты виноват. Я ненавижу тебя! Пусти! — Извиваюсь в его руках, желая как можно скорее сбежать отсюда. Поймав за ворот куртки, он рывком притягивает меня к себе так, что я спотыкаюсь о собственные ноги и позволяю прижать свое тело к крепкой груди.
— А если не отпущу, что ты сделаешь? — рычит прямо мне в губы, после чего цепляет меня пальцами за подбородок.
Я тут же пытаюсь отвернуться, но у меня ничего не выходит. Том только крепче сжимает меня, вынуждая наши лица оставаться в опасной близости. Какой же он все-таки паршивец. Высокомерный. Заносчивый. Невыносимый. В его взгляде бушует штормовое предупреждение, когда он медленно скользит им по моей шее, спускаясь все ниже. Словно он околдован.
Щеки вспыхивают, когда я на секунду задумываюсь о том, что происходит у него голове. Мне приходится укусить себя за язык, чтобы не выдать сжигающее изнутри смущение. Его близость затмевает все вокруг, даже шум постепенно стихает, отдаляясь на второй план. Я должна прекратить это сейчас же. Но и глазом моргнуть не успеваю, как он зубами впивается в нижнюю губу, вырывая у меня испуганный писк. Одним дерзким движением Том лишает меня возможности сопротивляться, а после утягивает в сети пленительного поцелуя.
Сердце пропускает удар, замирая от мягкости его рта, но тут же пускается вскачь от того с каким голодом этот нахал порабощает меня им. Колени подкашиваются, а сила воли плавится подобно теплому меду, обволакивая последние капли трезвого разума. Его крепкие руки перемещаются на затылок. Требуют раствориться в нем. Вжимают навстречу шторму. Эмоции бьют ключом. Пульс отдается гулким эхом в ушах. А кислород прекращает поступать в легкие, потому что Том поглощает каждый мой вдох.
Начинаю лупить его по плечам, ведь еще немного, и мне грозит гипоксическая кома. Когда же он, наконец, отрывается, оставляя на моих губах колючий шлейф, я отшатываюсь и резко хватаю ртом так необходимый сейчас воздух. Кожа объята пламенем, а осознание произошедшего вызывает ставший уже безусловным рефлекс. Поэтому в следующую секунду моя ладонь со звонким хлопком встречается с его щекой, что тут же отзывается жалящей болью во всей руке.
Словно сотни мелких иголок атакуют каждый миллиметр моей кожи. Внутри все кипит. Эйфория с неумолимой скоростью рассыпается, перерастая в приступ тошноты. Он только что поцеловал меня. А мысль о том, что на нас пялится толпа народу, пронзает подобно молнии. Горло сводит тупым спазмом. Грудь взволнованно вздымается и опадает. Я словно в ловушке.
Слышу, как со всех сторон начинают сыпаться грязные шуточки, и срываюсь с места, задыхаясь от разгорающегося стыда и презрения. Ноги подворачиваются, и я едва не падаю, хватаясь за проходившего мимо парня, но тут же, поднявшись, бросаюсь прочь. Господи… какой позор…
— Мия! — доносится мне в спину, но я не могу понять, кому принадлежит голос.
Слезы застилают взор. С каждым ударом сердца становится тяжелее дышать. Мокрая, растрепанная и в слезах, я запрыгиваю в подъехавшее такси. Наверное, его вызвал кто-то из гостей, но сейчас мне наплевать. Я бросаю на переднее сиденье намокшие купюры и откидываюсь на спинку, до острого жжения растирая лицо. Постепенно дыхание выравнивается, и я позволяю себе расслабиться, благодарная таксисту, что он не задает лишних вопросов и молча увозит меня со злополучной вечеринки.