Мой тихий ужас
Шрифт:
Никаких осколков от разбитого сердца.
Ничего того, что могло бы меня разозлить.
Делаю очередной глоток и пытаюсь представить свою мать. Картинка выходит туманной, настолько нереальной, что вскоре расщепляется на молекулы. Её образ всегда будет ассоциироваться с пустотой. Чем-то выдуманным и нереальным. Так будет проще, если я визуализирую её в сознании, присвою имя и буду рассуждать о совершенно иной судьбе. Судьбе, которая бы не свела меня с Софией.
Ещё глоток. Либо приближающийся рассвет, либо мир становиться ярче.
Мою
– Пришла меня проведать? С чего вдруг?
Соню не цепляет моя резкость. Напротив, улыбнувшись в ответ, она садится рядом, обняв коленки руками.
– Ты здесь впервые? – задаётся она, смотря куда-то вдаль. – Место потрясающее. Ты не показывал его мне прежде.
– Я сам здесь редко бывал, – пожимаю плечами. – Лишь в детстве, когда хотел остаться наедине. Забирался сюда ночью, пока отец спал, и воображал себя альпинистом, покорителем вулканов и даже небесным пиратом. До чего же бредово…
Не свожу глаз с горизонта, но точно знаю, что та улыбается.
– Это вдохновляло тебя, – скорее уточняет Софа. – Так ты начал писать?
– Уже и не вспомню…
– Ну а что сейчас, Тихон? Ты занимаешься любимым делом?
– В этом нет смысла, ведь главная Муза меня покинула, – запиваю свой ответ горячительной жидкостью.
В моём голосе слышна обида, но только на самого себя.
– Я всегда буду рядом, если ты этого захочешь, – её белокурые локоны раздувает слабый ветер. – Но пока ты потерян ничего не выйдет.
Запрокидываю голову к сумрачному небу.
– Напомнить, благодаря кому я стал таким?
– Я здесь ни при чём, Тихон. Ты потерял себя до нашей с тобой встречи и по сей день прозябаешь в бесполезных поисках. Остановись и, наконец, прими себя. Того настоящего, каким я узнала тебя.
– Ох, не тебе мне говорить о принятии. Отнюдь.
На секунду задумавшись, София крепче обхватывает свои ноги.
– Мне тоже пришлось пройти этот путь, он был сложным и тернистым, но теперь я как никогда счастлива.
Её признание оставляет новый шрам на сердце. Следующий вопрос стоит мне огромных усилий:
– Счастлива без меня?
И вот снова губы Сони касается грустная улыбка.
– Мы не теряли друг друга, – по коже пробегают мурашки от её нежного голоса. – Когда-нибудь ты это поймёшь… А мне остаётся ждать, когда настоящий Тихон вернётся ко мне. Я знаю, у него всё получится. Я верю в него. Всегда верила. Ведь он никогда не переставал верить в меня.
Закрываю глаза и пытаюсь справиться с желанием воспротивиться. Наивные речи действуют на меня отрицательно. Пульс ускоряется, а в руках поселяется дрожь. Мне предельно ясно, о чём просит София, но это так же нереально, как и её присутствие рядом со мной.
До чего же бредово…
Открываю глаза и невольно встречаю рассвет. Моя единственная соседка – бутылка коллекционного виски – не желает вести со мной диалог. Я и сам устал общаться со своим прошлым.
Хватит. Пора с этим покончить.
Возвращаюсь в свою комнату и утрамбовываю в сумку последние нужные вещи. Деньги и ключи от машины оставляю в кармане толстовки. Но подойдя к двери, останавливаюсь. Меня пробивают сомнения. Мне кажется, что я оставил что-то важное.
Подойдя к столу и поставив на него багаж, и высвобождаю место. Бойцовские бинты и гантели остаются пылиться на столешнице. Вместо них сумка заполняется старыми рукописями и черновиками.
На этот раз я покидаю дом с полной уверенностью.
4.9
Год спустя
На книжной ярмарке собралось немало людей. Около сотни зелёных авторов и немереное количество почитателей писательского искусства. Данный контингент порядком отличается от подвальной публики бойцовского клуба, отчего я чувствую себя некомфортно. Запинаюсь, представляя свою новеллу, и лихорадочно поправляю ворот рубашки, в попытке скрыть многочисленные татуировки.
Я определённо выделяюсь на фоне интеллектуалов.
Скромное мероприятие предоставляло возможность поделиться своей работой с читателем, рассказать о себе и, быть может, получить рецензию от эксперта. Едва ли бы я решился на участие, если бы не мой помощник Пётр, которого любезно предоставил мне отец, как только узнал о новом увлечении.
Сам Пётр – мужчина лет пятидесяти – контрастировал на фоне спонсора Глеба. Выглядел безупречно и нередко выражался неподдающимися уму фразами. Однако он знал своё дело. Благодаря ему история Парка Дугласа и Мэгги Янг обрела новую жизнь и получила незамысловатое название «Герой Гудолл-парка».
Работая над рукописью, я не стал переписывать сюжет и подкрашивать новеллу счастливым концом. Оставил всё как есть, отчего сомневался в её успехе. Но сам факт, что я стою сегодня здесь, среди интересных людей и имею возможность презентовать своё творчество – немыслимое событие. Это чертовски вдохновляет и едва ли сравниться с победой на бойцовском подмостке.
– Полагаю, вам нужно выглядеть чуть дружелюбнее, – советует Пётр, подмечая мой потерянный вид. – Улыбнитесь. Улыбка располагает людей. И перестаньте сжимать кулаки, будто приготовились к драке. Это немного пугает.
Встряхнувшись, я протяжно выдыхаю.
– Сделай мне скидку, я впервые нахожусь в подобном обществе. А ещё эта рубашка… Я будто юбку напялил.
– Во-первых, уместнее было сказать «надел». Во-вторых, не юбку, а дорогой дизайнерский костюм, – он наклоняется ко мне и говорит чуть тише: – Ваш отец щедр на помощь и готов сделать всё, чтобы вы добились успеха. Поверьте, оплаченная реклама даст свои плоды.
– Снова деньги, – фыркаю я. – Мог бы сразу скупить весь тираж, и тогда бы мне не пришлось краснеть на этой площади. Чувствую себя болваном.