Мой вишневый садик
Шрифт:
НЕВЕСТА. Я тоже хочу поехать!
РАНЯЕВА. Успеешь. На какие шиши ты там жить будешь? У тебя ни профессии, ни образования. Или мой Джон тебя за красивые глаза кормить должен?
МИНУСИНСКИЙ. Положим, судьбу вашей дочери я сам решу. Как законный муж.
РАНЯЕВА. Ты не очень, не законный муж еще!
МИНУСИНСКИЙ. Минутное дело! Вот свидетельства о браке, подлинные, с номерами и печатями. ( Демонстрирует.) Осталось только имена вписать.
РАНЯЕВА ( уважительно ). Зойка, держись за него, это парень не промах!
МИНУСИНСКИЙ (Невесте).
НЕВЕСТА. Каким? Ладно. Пиши - Мадонна!
МИНУСИНСКИЙ. А не слишком?
НЕВЕСТА. Нормально. Имя как имя. Мадонна, я сказала!
МИНУСИНСКИЙ. А по отчеству?
РАНЯЕВА. Мадонна Федоровна. Впрочем, за границей по отчеству не принято. А фамилию мы отчима возьмем. Как там твоя фамилия-то? Вот из ю нейм?
ДАУНЗ. Джон.
РАНЯЕВА. Это имя, а фамилия?
ДАУНЗ. Фэмили? О, май вайф, май точе!
РАНЯЕВА. Какая еще вайф? Никакой вайфы, забудь! Или ты не понял до сих пор? Попытка изнасилования, минимум пятнадцать лет тюрьмы, если не расстрел. Расстрел для тебя даже лучше, знаешь, что с насильниками в тюрьме делают? Тоже насилуют. Ты для того в Россию приехал, чтобы тебя в тюрьме десять небритых рецидивистов изнасиловали?
ДАУНЗ. Но-но-но!
РАНЯЕВА. Вот так-то! Это даже не по-американски, ей-богу! Я ваше кино смотрю: все у вас с улыбкой. Ему череп надвое расколют, а он две половинки руками держит и говорит: кажется, у меня появились небольшие проблемы! И тут же: о-кей!
– живем дальше!
ДАУНЗ. Спасибо.
РОЗОВ. А вот я сейчас! Сейчас я вот возьму! Я возьму сейчас и все подожгу! ( Достает спички.)
Подходит Васенька и отбирает спички.
Ты кто такой? Лакей? Или - народ? Если ты народ, что ты с собой сделал? У тебя простое русское лицо! У тебя в глазах смекалка и ум! Ты должен быть мастеровым, а не тарелки разносить! На погибель себе ты создаешь вновь хозяев! Дай выпить! И выпей со мной!
ВАСЕНЬКА. Во время работы не пью.
РОЗОВ. Это не по-нашему! Работа работой, а выпить - почему не выпить? Все гениальное на Руси создавалось или спьяну или с похмелья, я уверен. Ты, янки дудль! Храм Василия Блаженного видел? Можно такое чудо на трезвую голову сотворить? Это же воплощенная белая горячка!
ДАУНЗ. Рашен дринк вери.
МИНУСИНСКИЙ. Он говорит: русские очень пьют.
РОЗОВ. А ему какое дело? Вот уже с третьим американцем встречаюсь - и все с замечаниями лезут! Это не то, это не так, то есть, значит, не как в Америке, то есть, значит, плохо. А мы рады, мы киваем: ес, ес, зер шлейхт! Нет, в самом деле! Вот я приеду в Китай, увижу, что китайцы живут по-китайски. Мне, возможно, что-то не понравится. Но я промолчу - и любой русский на моем месте промолчит! Эти же обязательно лезут учить! И они научат, попомните мое слово, они так научат! А? Что это?
Он услышал музыку.
АЗАЛКАНОВ. Вот и нет больше моего вишневого садика. Обломал, дурак… А я хотел осторожно, с корешком вынуть - и пересадить.
ЕЛЕНА. В общественный парк или перед собственной виллой?
АЗАЛКАНОВ. Ты ничего не знаешь. Такой замысел испортили...
ЕЛЕНА. А что ты хотел? В конце свадьбы взорвать дом? Устроить общий стриптиз?
АЗАЛКАНОВ. А если хотел в самом разгаре веселья - туда? Вниз головой... Честное слово. Веришь?
ЕЛЕНА. Не знаю. Раньше я знала, когда верить тебе, когда нет. Теперь запуталась.
АЗАЛКАНОВ. Я хотел. Но теперь это невозможно. Во-первых, свадьба уже не моя. Во-вторых, этот мальчик спародировал самоубийство, которого еще не было. Все вышло какой-то пародией...
ЕЛЕНА. Я пришла, чтобы тебя окончательно разлюбить. И больше не вспоминать... И поняла, что... Ты мне как брат. А брат остается братом в любых условиях... Иди, тебя ждут.
АЗАЛКАНОВ. Меня никто не ждет.
ЕЛЕНА. Девочка Маша тебя ждет, иди к ней.
А музыка все звучит. Танцуют Минусинский с невестой, Даунз с Раняевой, Розов подошел к Елене, стали танцевать, Воткин обходит стол и обнюхивает поочередно все бутылки, брезгливо морщась и передергивая плечами.
На переднем плане Азалканов подходит к Маше.
МАША. Так меня и не вспомнили?
АЗАЛКАНОВ. Ты жила в этом доме?
МАША. Нет. Я училась в семнадцатой школе.
АЗАЛКАНОВ. А я в сорок второй - и намного раньше тебя.
МАША. Да нет. У нас был школьный театр. Очень хороший. Решили пригласить режиссера. И пришли вы.
АЗАЛКАНОВ. Вспомнил. Однокурсник мой у вас работал, он мне и предложил. Я был совсем без работы и совсем без денег. И согласился. Но через месяц ушел в запой - и меня выгнали.
МАША. А я вас запомнила. Режиссер вы оказались плохой, это сразу было понятно. Но вы умели говорить о пьесе. То есть сперва о пьесе, а потом вообще. Мне тогда было всего двенадцать лет. Вы на меня не смотрели совсем, вы смотрели на одну старшеклассницу. Такая блондиночка, щеки пухлые, глазки синие, реснички длинные, Таней звали, помните?
АЗАЛКАНОВ. Да, конечно... Нет, не помню.
МАША. А я ревновала страшно. И я думала: неужели мы никогда не сможем стать близкими? Пусть я вырасту, но вы-то станете совсем стариком! То есть мне тогда так казалось. Детям ведь даже тридцатилетние старыми кажутся. И вот - вижу вас здесь. И вижу, что вы еще совсем не старик. И понимаю, что невозможное - возможно! Ну, теоретически возможно, скажем так.
АЗАКАНОВ. Я все забыл, бубны-козыри! Начисто! Мы какую пьесу-то репетировали?
МАША. Чехова, "Вишневый сад".
АЗАЛКАНОВ. Вспомнил! Вот теперь вспомнил! Точно! Я говорил о пьесе, а думал о своем вишневом садике. Вы замечательно меня слушали. И я даже подумал: хватит мне мыкаться! Был репортером газетным, грузчиком, экспедитором, сезонным рабочим был, на Тихом океане добывал и сушил водоросли кустарным способом, экскурсоводом был, наконец четыре года совсем никем не был и вдруг нашел работу по душе! Я ведь всегда любил театр, а детский театр - это особое дело! Я решил бросить пить, а заодно сделать ремонт в квартире, а заодно заняться оздоровительной физкультурой. Когда я это решил, я был счастлив. Это было огромное событие. И мне захотелось его слегка отметить. Я отметил - и загулял на полторы недели... Но теперь-то я не пью. В теннис играю три раза в неделю. Организуем детский театр, а? Я буду режиссер, а ты - кто хочешь.