Мой внутренний Элвис

Шерер Яна

Тогда я просто взяла зубную пасту и почистила зубы. Это меня успокоило — я встала перед зеркалом и пометила ручкой все, что надо убрать. Места, где можно было бы просто отсосать жир, я только обвела, а там, где надо подтянуть кожу, заштриховала. Одной рукой я натягивала кожу, а другой рисовала. И каждый раз, когда я думала — все, хватит, то тут же видела еще какое-нибудь место, и когда я наконец-то села на постель, вся кожа, всюду, была в синих кругах и штрихах.

Потом я сделала список того, что еще, кроме отсасывания

жира, надо будет сделать: зубы у меня слишком кривые, а нос — слишком прямой. Мой лоб слишком высок, правда, я сомневаюсь, что существуют операции, которые помогут сделать линию волос ниже. И еще надо изменить цвет волос.

Может быть, покраситься в рыжий? Но если красить мои светло-соломенные волосы, то, небось, получится морковно-оранжевый. Так сказала парикмахерша, когда я два года назад хотела стать рыжей. «Ты будешь выглядеть, как репа! — вскричала она. — Хочешь, чтоб тебя путали с Пеппи Длинныйчулок?» Но я хотела быть похожей вовсе не на Пеппи Длинныйчулок, а на маму. У нее темно-рыжие волосы. У Клары тоже. Мама все время гладила ее по волосам и приговаривала: «Вот именно так я выглядела ребенком, именно так!»

А я сидела рядом, светло-соломенная, и копила деньги на парикмахерскую. И потом эта глупая парикмахерша говорит запросто, что с рыжим ничего не выйдет. Это «не выйдет»гудело у меня в ушах всю дорогу домой.

Не выйдет, не выйдет, не выйдет.

Сидя на кровати в своей комнате, я подумала: а вдруг теперь-то выйдет. Наука ведь не стоит на месте, ученые уже наверняка знают, как сделать волосы еще красивее.

Засыпая, я представляла себе свою жизнь — стройную и рыжеволосую. Просто замечательную.

— Ну, вот мы и на месте! — сообщает папа спустя три часа. — Это Государственный парк Эри!

Повсюду густые зеленые деревья, а меж ними — маленькие коричневые деревянные хижины. У большого деревянного дома папа паркуется.

— Разживемся-ка хижиной, — говорит он и выходит.

Мне непременно нужно проверить, не лопнули ли мои ноги. Поэтому я вытаскиваю норвежский железнодорожный справочник, кладу его назад и догоняю папу. В большой деревянной хижине за стойкой стоит какой-то парень. У него оливковая рубашка, а на голове — шляпа.

— Это рейнджер, — поясняет папа.

— Ага! — восклицаю я. Без папы бы я ни за что об этом не догадалась.

Рейнджер улыбается нам с папой.

— Могу ли я помочь вам и юной леди?

Как мило. Папа говорит, что нам нужна хижина на пять человек.

— Нет проблем, — говорит рейнджер, снимает со стены за спиной ключ и выходит из-за стойки. — Я покажу вам дорогу.

Мы выходим за ним из хижины, и Нелли вдруг отрывается от своей книги. Мама опускает окно.

— Он покажет нам дорогу, — объясняет папа, — потом я вернусь к машине и заберу вас.

Нелли выскакивает из машины.

—

Я с вами.

Она улыбается рейнджеру. Тот улыбается в ответ. По пути к хижине Нелли говорит с ним не умолкая. Какие тут водятся животные, спрашивает она его, и правда ли, что он всегда мечтал работать рейнджером. Тот отвечает очень дружелюбно, кажется, ему и вправду нравится разговаривать с Нелли. Неужели он не замечает, какая она тупая?

В нашей хижине две комнаты с двумя двухэтажными кроватями в каждой и верандой, на которой стоит деревянная скамейка.

— Как романтично, — елейным голоском тянет Нелли.

— Наслаждайтесь отдыхом, — говорит рейнджер.

— Мы непременно так и сделаем, — изнемогает ему вслед Нелли.

Папа отправляется за мамой и Кларой, а мы с Нелли усаживаемся на скамейку перед домом.

— Чертовски мил, правда? — говорит Нелли и потягивается. — Он пригласил меня на свою лекцию о диких животных сегодня вечером. А потом, очень может быть, он проведет небольшую частную экскурсию по лесу — только для меня…

Я молчу.

— Замечательно! — мама выходит из машины, помогает Кларе выбраться из детского кресла и идет в хижину.

— А что, если вы сегодня будете спать в одной комнате? — спрашивает она меня и Нелли, поднимаясь на веранду с Кларой за руку.

— С удовольствием! — восклицает Нелли.

Понятия не имею, какая муха ее укусила.

— Ну тогда все в порядке, — с облегчением говорит мама.

Мы с Нелли забираем наши вещи из машины и идем в маленькую комнату. Я устраиваюсь на нижней кровати слева, Нелли — на верхней справа.

Расстелив на матрасе свой спальный мешок, ложусь на живот и листаю новую книгу. Тут написано, что Элвис увлекался нумерологией и выбил на надгробии свое имя неправильно только потому, что Ааронс двумя агораздо удачнее согласно нумерологии. Если считать по имени Аарон, то получится семь, а семь — божественное число.

Спустя пару часов после его смерти с тумбочки Элвиса пропали все нумерологические книги… Я листаю свою книгу и замечаю, что в ее начале что-то написано шариковой ручкой. Очень коряво: «Лу Бард. 16 501 Эри, Беверли Драйв, 39».

Лу Бард. Я переворачиваюсь на спину, смотрю в потолок и пробую представить Лу Барда. Ему около двадцати, думаю я, у него темные волосы и зеленые глаза. И он знает, что Элвис жив, потому что прочел эту книгу. Только вот отчего Лу Бард сдал книгу в букинистический, я не понимаю.

«Я хотел, чтобы как можно больше людей прочли ее и тоже узнали об этом», — говорит мне Лу Бард. Я киваю.

— Только дебилы думают, что Элвис жив, — раздается голос Нелли.

Лу Бард исчезает бесследно.