Мой внутренний Элвис
Шрифт:
Я молчу.
— Погляди на меня, — Нелли показывает на себя, — я только и делаю, что стараюсь угодить другим. Дело даже не в том, чтобы быть образцом для подражания, нет, просто — не выбиваться из общей массы. Каждый день я доказываю всем, что я — не ошибка природы. Здорово, правда?
Я гляжу на Нелли.
— Я бы хотела быть тобой, — говорю я.
— И не думай, — она отворачивается, ее плечи вздрагивают.
Но я не нахожу слов, чтоб ее утешить. Мы молчим целую вечность. Потом Нелли говорит:
— В Японии точно
Я оглядываюсь. Солнце стоит совсем низко и от этого поле кажется золотым. Нелли ставит пивную банку на землю и расстилает свой спальник рядом с моим. Мы ложимся и глядим в небо. Нелли права, это здорово, по-настоящему романтично — однако я бы хотела оказаться в такой романтической ситуации с кем угодно, но только не с Нелли. С рейнджером, например. А еще лучше — с Язоном.
Я представляю, что рядом лежит Язон, и вдруг могу почувствовать его запах, тот самый запах, который я ощущала все время, пока мы ехали в автобусе. Я уже почти нагибаюсь к нему, чтобы поцеловать, и тут Нелли говорит:
— Тони переспал и с моей матерью.
— Что? — я рывком сажусь.
Нелли довольно ухмыляется.
— Он даже пытался переспать со мной. Он настоящая сволочь.
— Бред!
— Никакой не бред!
Нелли вытаскивает из-под спальника травинку и прихватывает уголком рта.
— Если желаешь знать, он просто жиголо. Не хочу и думать, сколько еще его незаконнорожденных детей живет на свете.
— Я не незаконнорожденная! Я просто его дочь!
— А, ну да, и поэтому он никогда не пробовал тебя найти, так? — Нелли покусывает травинку.
— Он ничего про меня не знал!
— Ты уверена?
Нелли ложится на бок. Я смотрю в темное небо. Тони спал с матерью Нелли. И приставал к Нелли. Я — одна из многих внебрачных детей, которые у него есть. А Нелли — женщина, которой он добивался. Может быть, ребенок, которого она ждет, от Тони? Тогда Нелли станет матерью моего сводного брата или сестры. Я поворачиваюсь к ней.
Глаза ее закрыты — она спит или делает вид, что спит. Прекрасное чувство, которое переполняло меня со вчерашней ночи, потихоньку уходит, оставляя мутное ощущение в животе. Чувство, которое говорит: ты просто жирная девчонка и всегда такой останешься. Как я могла подумать, что может быть иначе. Я ощупываю жирные складки на животе. Ах, если бы их можно было просто отрезать. Я ненавижу их. Я ненавижу это чувство, я ненавижу себя.
Я тихо плачу в спальник. Нелли храпит.
А что такого плохого в том, что Тони спит с кучей женщин? Ведь это классно, что его все хотят. Отец-сволочь все равно лучше, чем отец — жирный коллекционер железнодорожных справочников. Или нет? Я вижу папу в «Данкин Донатс», он читает и набивает рот пончиками, не глядя, что ест. Я вижу ослепительного Тони, сидящего у Фицмартинов в кресле. Вижу папу, идущего рядом со мной в торговом центре, несущего мою гитару. Сияющего от того, что ему удалось сделать меня счастливой.
— Нет, — говорю я темной ночи. — Тони мой отец. И точка.
Совсем продрогнув, я забираюсь поглубже в спальник и натягиваю его до самого носа. Подо мной что-то хрустит. Спальник узок, но я молниеносно сажусь, перекатываюсь на бок и ощупываю землю. Тут все эти мелочи, что Нелли выкинула из своих карманов. Освещаю их неллиной зажигалкой. Скрепки, резинки для волос и старые автобусные билеты Лу Бард. На одном из них что-то написано выцветшими голубыми чернилами. Я поднимаю билет и подношу к огню. «Дорогая Лу, — читаю по-английски. — Я навсегда запомню это путешествие, которое нам не суждено было совершить. С любовью, Элвис».
Солнце светит так ярко, что я слепну даже с закрытыми глазами и просыпаюсь. Переворачиваюсь на другой бок. Нелли лежит рядом и еще спит. Я пихаю ее локтем.
— Нам надо уходить. Пока не пришел какой-нибудь фермер.
Нелли кивает, выползает из спальника и встает. Мы собираем вещи и идем к шоссе. Сегодня все выглядит совсем по-другому, чем вчера ночью, как-то совсем уже не романтично. Теперь мне ясно виден супермаркет, а с другой стороны — фабрики с дымящимися черным трубами.
Выйдя на шоссе, мы кладем вещи на обочину, встаем рядом и, вытягивая руки, выставляем большие пальцы. Уже через три минуты около нас останавливается синий пикап. Из окна выглядывает пожилой мужчина в бейсболке.
— Привет, — говорю я, — вы едете в Мемфис?
Нелли отодвигает меня.
— Доброе утро! — улыбается она. — Куда вы едете?
Мужчина тоже расплывается в улыбке.
— Луисвилл, Кентукки.
— Это то самое направление! — говорю я и поднимаю наши рюкзаки. Нелли идет за мной.
— Никогда не говори, куда тебе надо, спрашивай, куда они едут — это самое основное правило автостопщиков!
— Но ты же сама позавчера спросила Джорджа, едет ли он в Кливленд!
— Это другое, — Нелли берет свой рюкзак.
— Почему?
— Да потому. Джордж не похотливый старик!
Я беру гитару и иду к машине. Нелли идет рядом.
— Это не похотливый старик, это приятный пожилой господин, мне кажется, он подвозил меня в Эри к Государственному парку!
Нелли закатывает глаза.
— Ну конечно… — Она забрасывает вещи в открытый багажник.
Мы садимся в пикап. Я не решаюсь посмотреть в зеркало заднего вида. Но когда мы трогаемся с места, под зеркалом что-то качается. Я приглядываюсь. Это точно она, фигурка Элвиса.
Мужчина молчит. Я снова смотрю на него в профиль: темные бачки, прошитые седыми волосками, маленькие и все же полные губы и ямочка на подбородке. Через час я решаюсь спросить.
— Это вы меня подвозили к Государственному парку в Эри?