Мой волшебный мир

Денисенко Кристина

— Что же ты, Глебушка, делаешь? Разве этому мы с отцом тебя учили? Ты посмотри, в кого превратился.

Прищурился Глеб, клыки оголил да как зарычит на мать:

— Ты чего это, старая, разговорилась? Воспитывать меня вздумала? Не поздно ли? Где ты раньше была? С этим слабоумным сюсюкалась? А теперь что? На меня переключилась?

— Вы оба мои дети, я вас обоих люблю одинаково. И не называй брата слабоумным — он защитил докторскую диссертацию по физике.

Схватил Глеб родную мать за грудки и что было мочи, оттолкнул от себя. Не успела она и испугаться, как после удара о

дверной косяк, распласталась на полу. Темно-бордовая жидкость струилась по белым волосам и капала на подаренный шарф.

— Вставай! Нечего разлеживаться, — Глеб тронул мать за плечо, но она никак не отреагировала. — Ну же, скажи хоть слово. Мама…

Скупая слеза намочила ресницы.

— Сынок, — еле слышно прошептала старушка.

— Ты прости меня, мам. Я пьяный дурак. А ты у меня одна самая любимая на всем белом свете. Прости, что накричал, что толкнул. Я не хотел. Честно, мам, я не хотел.

— Я бежала к тебе по морозу, боялась не успеть. Мой маленький мальчик, я все-таки успела. Ты как в детстве назвал меня мамой. Теперь и умирать не страшно.

— Поднимись, мама. Мама!

Арина Ивановна пришла в себя в больничной палате. Белый потолок. Два овальных плафона, одна лампочка. На стенах свежие обои. Пустые кровати. Никого нет. Голова туго перебинтована. Греет душу чужой шарф.

— Глебушка, — позвала она.

Вскоре из коридора донестись звуки приближающихся шагов. Открылась дверь, и медсестра, та самая Анжела из автобуса, вошла как белый ангел. Она присела на краешек кровати и поправила одеяло, улыбнувшись:

— Вы согрелись, бабушка?

— Деточка, это ты?! – она погладила шарф. — Да хранит тебя Бог! Есть еще на Земле добрые люди.

— Отдыхайте, вам нужен покой.

— Деточка, а где мой сыночек? Кто меня привез сюда?

— У него все хорошо, не волнуйтесь.

— Помоги мне, — Арина Ивановна коснулась шеи и, нащупав веревочку, потянула.

Заблестел золотой крестик и нанизанные обручальное кольцо и круглые серьги.

— Я хочу отблагодарить тебя за доброту, доченька. Возьми это золото себе. Младшенький мой ни в чем не нуждается, а старшенький все равно пропьет. Некому и оставить. А ты продай его, и…

Не успела старушка договорить. Так и умерла, благодаря незнакомого человека за доброту, которой так и не дождалась за всю жизнь от родных детей.

На похоронах присутствовали только соседи. Все удивлялись кто такая та женщина в шубе, и на какие деньги несчастную старушку несут на кладбище под звуки духового оркестра.

прозаические миниатюры, 14.12.2013 22:53

Блондинка и царевич

(новогодняя юмористическая легенда)

В дремучем лесу среди дубов-великанов, куда давно не вели тропы, и где давно не ступала нога простого смертного, в сырой пещере жил старый одинокий волхв Молчан. Это был его лес, его обрывистый холм, его соленое озеро, в котором не было ничего живого. Молчан построил подземный замок из соляных

блоков и более века натирал до зеркального блеска шероховатую поверхность. Все блестело в его скучном царстве, когда солнечные лучи преломлялись и рассеивались, падая вниз через ромбовидную расщелину в потолке. Но успешно завершенная работа не радовала старца. От нехватки живого общения, женской любви и заботы очерствело его сердце. И все больше и больше склонялся он к мысли, что поскольку цель всей его жизни достигнута, можно и подебоширить немножко, попугать здешний народ, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

Недалеко от леса бурлила быстротечная речка. На другом берегу степи русские. Летом – краснели маками, а зимой – белели снежными ухабами. А за степями раскинулась небольшая деревушка, где в русской избе жил кузнец Булат Путятин со своей семьей: женой и единственной дочерью Милоликой. Жили небогато, зарабатывали честным трудом, и на всю округу славились редким трудолюбием.

Милолика с детских лет помогала отцу в кузне. «И коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет!» Просыпалась она до рассвета и, пока солнце не скроется за лесом, работала в поте лица. И курей кормила, и грядки полола, и ткала на станке, и носки вязала, и с коромыслом по воду ходила, и чего она только не делала – даже дрова рубила.

Была Милолика не просто работящей, но редкостной красавицей. Такую голубоглазую блондинку еще поискать нужно было – не каждая княжна могла затмить ее своей красотой. Да и о какой красоте речь? – О дорогих нарядах и золотых украшениях?! А Милолика и в драном платье была богиней!

Ширилась молва о трудолюбивой красавице на весь мир. «Комсомолка, спортсменка и просто красавица» сказали бы в советское время. А в те времена могли и на костре сжечь за столь безукоризненную красоту. «Днем свет божий затмевает, ночью землю освещает».

Дошли слухи о Милолике и до царского дворца. Зависть закипела в жилах утратившей молодость царицы. От негодования и злости разбила она зеркало и приказала своему сыну Якову облить лицо красавицы едкой жидкостью. Но сначала алхимики всего древнерусского государства работали над улучшенной формулой серной кислоты. И только когда они в один голос заявили, что избавиться от неприятного запаха не удастся, пока не улягутся магнитные бури на Луне – царица приказала действовать неотлагательно.

Оседлал коня Яков и отправился в дорогу дальнюю. Вот и речка, и мост, и степей разнотравье, и маки красные головы склонили, будто провинились, и росой, как слезами, умываются. До деревеньки рукой подать, где, не зная усталости, молотом по наковальне стучит кузнец Булат, а дочь его красавица коням подковы меняет, спрятав волнистые локоны под грязной косынкой. То ли бес его – Якова попутал, то ли волхв Молчан злую шутку сыграл, но пустил Яков коня галопом, да только не в ту сторону.

И три дня и три ночи скакал его конь, выкладывался на полную, как не каждая лошадь во время решающего забега на скачках. А на четвертый день конь тихо отбросил копыта. Яков даже перекрестился, облегченно вздохнув: конь то совершенно хозяина не слушал, все бежал куда-то, глаза выпучив.