Мой враг
Шрифт:
Я вновь и вновь перечитываю присланные строчки и пытаюсь понять, что мне теперь делать. Не приезжать в Питер и не видеть Макса? Это исключается даже без обсуждения.
Не совать свой нос куда не следует? Я и так обещала это, но сейчас, после полученного послания, просто горю от желания, наоборот, все выяснить и разобраться в этом странном деле.
Пробую набрать номер, но в ответ звучит, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети.
Третирую себя мыслями, что я еще могу сделать, и в голову приходит идея узнать информацию об абоненте по номеру.
Выхожу из комнаты, чтобы привести себя в порядок, и, пока Миша не уехал на учебу, попросить его помочь мне в этом, но в коридоре сталкиваюсь с бабушкой, и она таращится на мой огромный черняк на локте.
– Что это?
Пожимаю плечами:
– Синяк.
Чтобы не вызывать у бабушки уйму ненужных вопросов, я ничего не рассказала ей о случившемся со мной в Питере и появлялась всегда одетая, так что она не видела мои ужасные гематомы, но сейчас на эмоциях, захвативших меня, я совсем забыла об осторожности.
– Я вижу, что синяк. Откуда? – следует новый вопрос.
– Ударилась.
Она берет меня за руку и, повернув другой стороной, замечает, что на левом локте красуется почти такой же фиолетовый кровоподтек.
– И тут ударилась?
Бабушка тут же смотрит на мои ноги, на которых тоже красуются несколько синяков, и я, поймав этот взгляд, поясняю:
– Ну, не ударилась, а упала.
Направляюсь к дверям, мужественно стараясь не хромать, но она задает вопрос, который заставляет остановиться:
– Он тебя бьет? Да?
Оборачиваюсь и возмущенно восклицаю:
– Нет! Что за бред?
– Ника, не бойся! Скажи мне правду.
– Бабушка, Макс не бьет меня! Я просто упала.
Отворачиваюсь и направляюсь в ванную, чувствуя прожигающий взгляд себе вслед и понимая, что я не переубедила ее и это недоразумение еще на шаг отдалило возможность того, что она когда-нибудь примет Максима от всего сердца, по-настоящему, как мне бы этого хотелось.
Миша открывает дверь и смотрит на меня, как на привидение. С того момента, как я на этом же месте обвиняла его во лжи, прошло больше недели, и с тех пор мы не встречались, не созванивались и даже не переписывались в ВК и Телеге.
– Привет. Я могу войти? – спрашиваю, решительно смотря на него.
Кивает и пропускает меня в квартиру.
Направляюсь по знакомому коридору в его комнату, слыша за собой шаги.
Вхожу, оглядываюсь, без слов спрашивая, что я могу себе позволить.
Он указывает глазами на диван.
– Садись.
Сажусь и, подбирая слова, чувствую, что повисла нелепая пауза.
– Миша, ты знаешь, как я отношусь к предательству… – наконец начинаю я, смотря, как он садится напротив..
– Ника…
– Не перебивай меня! Той выходкой ты перечеркнул очень многое хорошее, что у нас было, но… я тоже виновата перед тобой за то, что было в Питере, и потому предлагаю забыть наши косяки и начать все заново, честно… как хорошие друзья.
Поднимаю глаза и жду его ответа.
– Ты же всегда говорила, что дружить парень с девушкой не могут.
– А ты говорил, что любовь на расстоянии обречена, а у нас все хорошо, – парирую я, но, договаривая последние слова, уже понимаю, что произносить этого не следовало. – Прости, если тебе это неприятно слышать.
– Ладно. Я думаю, ты не за этим пришла.
Киваю. Миша хорошо меня знает – просто мириться я бы не пришла так рано.
Протягиваю ему свой телефон на открытом сообщении с угрозой. Он пробегается по нему глазами и таращится на меня.
– Я надеюсь, ты не поедешь больше в Питер?
– Поеду. И если ты хочешь, чтобы я чувствовала там себя в безопасности, помоги мне вычислить, кто прислал это.
– Ника, ты что думаешь, я господь Бог? – усмехается он.
– Но ты же пробивал…
Миша не дает мне договорить.
– Пробить не проблема, просто я на сто процентов уверен, что это левая симка и по ней невозможно определить, кто угрожает тебе.
Вздыхаю. Рухнула еще одна моя надежда.
Он придвигается ко мне ближе и берет за руки.
– Это как-то связано со смертью Веры?
Киваю и опускаю глаза, чувствуя, что сейчас и друг меня будет принуждать пообещать оставить все в покое, как уже это сделал Макс.
– Ника, пожалуйста, не лезь туда.
– Я пойду, – вытаскиваю свои руки из его ладоней, но, встав, не сдерживаюсь и выпаливаю: – Как я могу это сделать теперь, когда я точно знаю, что Веру убили и преступник не понес наказание?
– Ника!
Миша поднимается следом, и мы стоим друг против друга и смотрим в глаза. Я вижу в них все его чувства, и ощущение вины опять накрывает меня, и я более мягко обещаю:
– Я буду очень аккуратна.
Уже у двери меня останавливает новый вопрос:
– И как он тебе это позволяет?
Поворачиваюсь.
– Он не позволяет, и я не знаю, что мне делать.
– Вот и хорошо. Просто успокойся и оставь все, как есть! Веру ты не вернешь этим!
Я понимаю: дальнейшее продолжение этого разговора будет напоминать переливание воды из пустого в порожнее, и, бросив ему «я подумаю», я возвращаюсь к себе.
Когда я начинаю особенно сильно скучать по Максу, я надеваю на себя его оставленную футболку, сажусь в кресло, закрываю глаза и, ощущая его запах, представляю рядом с собой. Возможно, это глупо и по-детски, но такие самообманы помогают мне пережить накатывающую депрессию и набраться сил, чтобы дожить до новой встречи.
Сегодня же, помимо острой тоски, меня снедал вопрос, признаваться ли ему в полученном сообщении или нет. Я реально боюсь, что МММ запретит мне приезжать к нему, а я не хочу этого. Не хочу лишаться вечера и ночи пятницы, атмосферы непередаваемой близости, которую мы испытываем, совершая обычные вещи вместе в его квартире. Этого не может нам дать никакая гостиница.