Мой жизненный путь

Штайнер Рудольф

В противовес одностороннему воззрению, наделяющему Мировой дух лишь знанием, должно было выступить л другое, согласно которому человек имеет значимость только как волевое существо.

Я не затрагивал бы всего этого в моих лекциях или шигах, если бы эти противоречия возникали только во "не, как душевные переживания моего развития. С подобными переживаниями я всегда поступал именно так. Эднако эта полярность — Гегель и Штирнер — принад-1ежала данному столетию. Через них выражала себя тоха. ХОТЯ философов, по существу, оценивают незави-;имо от их влияния на свою эпоху.

Именно на примере Гегеля можно говорить о таком: ильном влиянии. Но главное здесь не в этом. Философы через содержание своих мыслей выявляют дух своего времени, подобно тому

как термометр показывает температуру какой-либо местности. В философе сознательно проявляется то, что бессознательно живет в эпохе.

Так крайности XIX столетия изживаются в импульсах, нашедших свое выражение в Гегеле и Штирнере: с одной стороны — безличное мышление, которое охотнее всего погружается в рассмотрение мира, в котором человек с творческими силами своего внутреннего существа не принимает никакого участия; с другой — одна только личная воля, которая для взаимной гармоничной деятельности людей приносит мало пользы. Возникающие время от времени всевозможные "общественные идеалы" бессильны влиять на действительность. И эта последняя все более становится тем, что может возникнуть благодаря параллельному действию воли отдельных личностей.

Гегель стремится к тому, чтобы идея нравственности приобрела объективную форму в общности человеческой жизни; Штирнер, со своей стороны, чувствует, как "отдельного" (единичного) человека сбивает с толку все то, что таким образом может придать жизни человека гармоничную форму.

С изучением Штирнера у меня связана история одной дружбы, оказавшей существенное влияние на это изучение. Это дружба с известным знатоком и издателем Штирнера Дж. Г. Макаем [150] . С этой сразу вызвавшей во мне симпатию личностью еще в Веймаре познакомила меня Габриель Рейтер. Его заинтересовали в моей "Философии свободы" главы, посвященные этическому индивидуализму. Он считал, что изложенное мной созвучно его собственным социальным воззрениям.

150

Главная работа: "Der Einzige und sein Eigentum", Leipzig 1845. Рудольф Штайнер в своих работах неоднократно пишет о Штирнере — напр., в "Загадках философии".

Первое впечатление, полученное мной от встречи с Дж. Г. Макаем, сразу запало в мою душу. Он нес в себе "мир". Во всех его внешних и внутренних действиях сказывался мировой опыт. Некоторое время он жил в Англии и Америке. При всем этом он отличался безграничной любезностью. Я испытывал к этому человеку искреннюю любовь.

Когда в 1898 году он надолго поселился в Берлине, между нами завязались прекрасные дружеские отношения. К сожалению, их разрушила жизнь и в особенности моя открытая антропософская деятельность.

В данном случае я могу описать лишь субъективно, какой представлялась мне тогда деятельность Дж. Г. Макая и представляется до сих пор и какое воздействие она на меня тогда оказала. Ведь мне известно, что сам он по этому поводу высказался бы совершенно иначе.

Этот человек глубоко ненавидел все то, что проявляется в социальной жизни людей как власть. Вмешательство власти в социальное управление он считал величайшей ошибкой. В "коммунистическом анархизме" он видел крайне предосудительную социальную идею, поскольку для улучшения человеческой жизни он мог прибегать к насильственным методам.

Затруднение состояло в том, что Макай, защищая эти идеи и основанную на них агитацию, избрал для своих собственных социальных идей то же название, что и его противники, только с другим прилагательным. Он назвал это направление "индивидуалистическим анархизмом", как противоположность тому, что называли тогда анархизмом. Это и дало повод общественному мнению судить об идеях Макая вкривь и вкось. Его единомышленником был американец Б. Такер. Он навестил Макая в Берлине, где я и познакомился с ним.

В то же время Макай — это поэт своего жизневоззрения. Он автор

романа "Анархисты". Я прочитал его вскоре после нашего знакомства с ним. Произведение это исполнено благородного доверия к отдельному человеку. Убедительно и наглядно описывает он социальное положение беднейших из бедных. Он показывает, как эти люди из нищеты находят путь к улучшению жизни и как они, полностью предаваясь добрым силам человеческой природы, развивают их так, что эти последние вносят социальный импульс в свободные взаимоотношения между людьми. При этом необходимость насилия полностью исключалась. Макай обладал благородным доверием к людям, верой в то, что они сами создадут гармоничный жизненный уклад. Правда, он считал, что это осуществится в будущем, когда на духовном пути во внутреннем существе человека произойдет соответствующий поворот. Поэтому в настоящее время он требовал от отдельного продвинутого человека распространения идей об этом духовном пути. Таким образом, эта социальная идея могла работать только при помощи духовных средств.

Дж. Г. Макай выражал свое жизненные взгляды и в стихотворениях. Друзья считали их поучительными, теоретическими, т. е. нехудожественными. Мне же эти стихотворения очень нравились.

Судьба привела мои переживания, связанные с Дж. Г. Макаем и Штирнером, к тому, что мне пришлось погрузиться в мир мыслей, ставший для меня духовным испытанием. Мой этический индивидуализм воспринимался как чисто внутреннее переживание человека. Когда я его разрабатывал, я был далек от того, чтобы положить его в основу какого-либо политического воззрения. В этот период, около 1898 года, моя душа с ее чисто этическим индивидуализмом должна была ввергнуться в пропасть. Из чисто внутренне-человеческого мой индивидуализм должен был стать чем-то внешним. Эзотерическое должно было уклониться в сторону экзотерического.

Лишь после того как в начале нового столетия мне удалось описать мое переживание духовного в книгах "На заре мистики" [151] и "Христианство как мистический факт", "этический индивидуализм", пройдя испытание, возвратился на свое прежнее правильное место. Но испытание и здесь проходило так, что эта уступка внешнему не имела для сознания никакого значения. Оно протекало непосредственно под контролем этого сознания и благодаря этому могло принимать те формы выражения, в которые я облекал сказанное мной о социальных вопросах в последние годы прошлого столетия. И все же следует противопоставить известным, кажущимся слишком радикальными высказываниям другие, чтобы получить верную картину.

151

"Мистика на заре духовной жизни нового времени", на русском языке вышла в издательстве "Ной", Ереван, в 1993 г.

Прозревающий в духовный мир обнаруживает, что его собственное существо лишается глубины, когда ему приходится высказывать мнения, воззрения. Он вступает в духовный мир не с абстракциями, а в живом узрении. Ведь и природа, которая является чувственным отображением духовного, выдвигает не мнения или воззрения, а являет миру свои формы и их становление.

Внутренняя подвижность, приводившая в волнение все мои душевные силы, — на этом основывалось тогда мое внутреннее переживание.

Моя личная жизнь во внешнем мире приносила мне тогда удовлетворение благодаря переезду в Берлин семьи Эунике, где я мог жить, окруженный постоянной заботой, после того как мне пришлось испытать всю горечь проживания в собственной квартире. Дружба с фрау Эунике вскоре переросла в гражданский брак. Только это будет сказано здесь о моих личных делах. В "Моем жизненном пути" я упоминаю о моей частной жизни, только если это касается хода моего развития. Проживание в доме Эунике давало мне возможность создать прочное основание для моей внутренней и внешней жизни. Впрочем, личные отношения не подлежат представлению общественности. Они ее не касаются.