Мой
Шрифт:
Когда он спрашивает меня:
— Еще?
Тихо и пристально наблюдает за моим ртом, когда поднимает вилку, я киваю и принимаю всю еду с нее и затем, еще до того, как жевать, я прижимаюсь губами к его, потому что не могу выразить, какое я чувствую облегчение после той процедуры, видя, что он в порядке. И вообще немного лучше.
Он лениво падает на кровать, его тело все еще ослаблено от остатков анестезии и мышечных релаксантов, что ему ввели, матрас скрипит под ним, таким мускулистым и свободным.
— Иди сюда, — зовет он, даже
Мы только почистили зубы и я собираю одежду, которую он оставил разбросанной, затем добавляю свою к аккуратной стопке на кресле в углу и обнаженная, скольжу к нему под одеяло. Наша кожа соприкасается. Каждое ощущение все более обостряется. Я благодарна за его прикосновение. За звучание его голоса. За каждое мгновение, проведенное прямо сейчас с ним. Сейчас я вижу, как это дорого мне. Каждая песня, что он включал мне, когда этот блестящий ум в порядке и пылает светом и мыслями. Драгоценный, даже когда он в темноте, тихо борется с этим и прижимается ко мне.
Его рука обнимает меня за талию, и его пальцы охватывают мое бедро, когда он перетаскивает меня удобней к себе. Мое беспокойство от зрелища того, через что он только прошел, все еще проносится через меня, и я не могу удержаться, изо всех сил прижимаясь к его телу. Я слышу, как в изумлении рокочет его смех.
Слышать его мягкий сексуальный смех...
О Боже.
— Это не смешно, — говорю я со слезами на глазах, поворачиваясь к нему лицом. — Это чертовски не смешно.
— Нет, так и есть, — шепчет он с одной очаровательной ямочкой, его голос глубокий и шероховатый, когда он проводит подушечкой большого пальца по моему носу. — Никто никогда не беспокоился обо мне прежде.
— Они это делают, Реми. Все, кого ты любишь, тоже тебя любят. Пит, Райли, тренер и Диана. Они просто лучше скрывают это от тебя.
Он задумчиво смотрит на меня, затем кладет руку на мой живот, мягко и нежно касаясь своими губами моих.
— Я делал это прежде. У меня все под контролем, маленькая петарда, — эти темные глаза наблюдают за мной, теперь он поглаживает пальцем мой лоб. — Не печалься из-за меня, хорошо? — он притягивает меня к себе, сжимает и зажмуривает глаза со стоном, будто чувствует себя хорошо, обнимая меня. — Я хочу делать тебя счастливой. Я хочу делать тебя чертовски счастливой, я никогда не хочу огорчать тебя.
— Хорошо, — говорю я, все еще немного на эмоциях, прижимаясь губами к его подбородку.
— Хорошо? — говорит он, поворачивая голову и прижимаясь своими губами к моим.
Проводя рукой по своему животу, я переплетаю наши с ним пальцы, и киваю.
— Более, чем хорошо.
Запуская свободную руку в его волосы, я обхватываю одной ногой его бедро и осыпаю тысячью и одним поцелуем его лицо, заставляя его смеяться. Я тихо смеюсь вместе с ним, все больше улыбаясь с каждым поцелуем, но не останавливаясь.
Сейчас я знаю, что он действительно мой. Эти пальцы стали моими с момента, когда они прикоснулись ко мне. Это лицо. Эти губы. Его огромное, доброе, защитное, собственническое и прощающее сердце. Он стал моим с тех пор, как я стала его, и от осознания этого мне кажется, будто я была разбита на кусочки, а затем собрана в новую, целую и счастливую.
— Я хочу спать с тобой во мне, — умоляю я, двигаясь своим открытым ртом по его челюсти, мои пальцы внезапно чуть ли не царапают кожу его плеч, когда я дышу в его горячую кожу, пытаясь стать ближе со своим раздутым животиком между нами.
Он просовывает руку между нами и начинает готовить меня пальцами, когда поворачивает голову, чтобы медленно неторопливо овладеть моим ртом, его язык замедляет меня, облизывая с ленивым удовольствием.
— Ты готова? — возбужденно бормочет он.
— Заполни меня... — это все, что я могу сказать, задыхающийся звук вырывается из моего горла, когда он хватает меня за талию и погружает меня на свою длину. Наполняя меня так, что я полна и пронизана им, я едва могу говорить или дышать или думать о чем-нибудь еще, кроме того, что Реми внутри меня, пульсирующий и горячий, его рот берет меня медленно и спокойно, заверяя меня, что у него все под контролем. И что у него есть я.
ОН ВСЕ ЕЩЕ ТЕМНЫЙ в день боя, и атмосфера в номере люкс наполнена напряженностью, когда мы ждем его готовности.
Пит, Райли и тренер топчутся возле двери его спальни, в то время, как меня съедает заживо болезненное беспокойство, потому что я действительно не знаю, стоит ли ему драться в таком состоянии.
— Упомяните имя того ублюдка! — шипит тренер Питу. Думаю, он хочет спровоцировать Ремингтона направить свою буйную энергию в действие, но Пит качает головой.
— Мы не будем использовать гнев. Он полон ненависти к себе, когда подавлен, — шепчет Пит.
Но то, что я лично больше всего чувствовала - это его внутренняя борьба. Он замкнут в себе, сражаясь. Он не говорит о ненависти к себе, но я чувствую, что он думает, чувствует эти слова в душе. Электрошок помог, но он все еще подавленный. Меня разбивает то, что он должен драться в таком состоянии.
— Попробуй разогреть его мышцы, Брук, — предлагает Пит.
Подойдя туда, где Реми молча пытается завязать свои ботинки, я провожу рукой вверх и вниз по его спине, расслабляя все мышцы, которые могу, пробуждая их медленными, преднамеренно жесткими натисками своих пальцев.
— Ладно, Рем, давай разогреемся. Знаю, тебе понравится эта, — говорит Пит, подключая Айпод Реми к моим колонкам.
“Uprising”(Восстание) в исполнении “Muse” на высокой громкости взрывается в комнате. Бунтарский ритм музыки, кажется, достигает ушей Ремингтона, и его мышцы начинают работать, как будто он не может не реагировать.
Мое сердце слегка вздрагивает. Он приходит в себя?
Он был так занят борьбой внутри себя, что я просто задаюсь вопросом, оставил ли он немного борьбы для Скорпиона.