Моя академия. Ленинград, ВМА им. С.М.Кирова, 1950-1956 гг.

Сведения об авторе: Кириллов Михаил Михайлович – выпускник ВМА им. С.М.Кирова 1956 г., доктор медицинских наук, профессор, полковник медицинской службы в отставке, Заслуженный врач России.

История Военно-медицинской (Медико-хирургической) академии к настоящему времени насчитывает более 210 лет. На её развитии сказывались требования того или иного общественного строя, который существовал в России (СССР).

Значение Академии резко возросло в период Великой Отечественной войны. В те годы и сразу после войны Академия, с 1934-го года носившая имя С.М.Кирова, в наибольшей степени впитавшая фронтовой опыт и сохранившая все ценное из наследия прошлого, стала наиболее авторитетным учебным медицинским учреждением страны. Учиться в ней было престижно. Профессорско-преподавательский состав на 90 % состоял из фронтовиков – коммунистов. Именно к этому времени относятся воспоминания, приведенные в этой книге. На нашем курсе было до 200 чел. Нам повезло: почва, как говорится, была богатая, зерно добротное, и посев дал добрый урожай. Это очевидно и спустя полвека. Мы выросли за время учебы и в профессиональном, и в личностном отношениях. Академия готовила нас на всю жизнь: не войсковыми, а военными врачами. Наш выпуск не остался в долгу у наших учителей. Мы продолжили их дело, служа интересам народа.

С начала 90-х годов классовые приоритеты в стране изменились коренным образом. В этих условиях прежняя роль медицинской школы страны в целом и ВМА, в частности, была утрачена. Академия постепенно превратилась в третьеразрядное учреждение. Такая академия уже не может носить имя Сергея Мироновича Кирова. История советской военно-медицинской школы и последнего двадцатилетия несопоставимы.

Нас от выпуска осталась одна треть. Нам – под 80. Скоро уйдем и мы. В чем же смысл этой книги? Она воскрешает память о том времени, о той Академиии о нас . Она нас воскрешает.

Мои более ранние воспоминания относились к периоду Великой Отечественной Войны и к послевоенному времени. Они были опубликованы в повестях «Мальчики войны» (1909, 1910) и «После войны» (1910). В них шла речь о судьбе двух семей. После возвращения из эвакуации мальчики из первой семьи (Кирилловы) теряют мать, а девочки из второй семьи (Гришковы) – отца. Старшим из мальчиков был я. В 1946-м году обе семьи объединились. После окончания Шереметьевской средней школы Московской области в 1950-м году я поступил в ВМА им. С.М.Кирова и уехал в Ленинград. В этой книге речь пойдет о моей учебе в этой Академии и о самой Академии в пятидесятые годы. Персонажи прежних воспоминаний (родные, близкие, друзья, одноклассники) войдут и в данную повесть.

Неву я увидел сразу по приезде в Ленинград с Пироговской набережной у Литейного моста. Она была так огромна, глубока и стремительна, что вид ее затмил на миг все мое прошлое и сделал несущественным все предстоящее. Потрясенный, я потащился в штаб Академии, что располагался рядом, на ул. Лебедева. Отделенный от улицы резной металлической решеткой, с высоким куполом, колоннами и гербом СССР на фронтоне, штаб находился в глубине обширного зеленого дворика, в центре которого над клумбой возвышался прекрасный бюст Сергея Мироновича Кирова. Дорожки в дворике вели к строевому отделу, где мне было объявлено, что я отныне – слушатель 1-го курса академии и что мне надлежит явиться в общежитие на ул. Боткинскую для прохождения службы. Вместе с другими, такими же вчерашними школьниками в гражданских пиджачках, я поднялся на последний этаж общежития и представился начальнику курса подполковнику м/с Б.П. Поликарпову, немолодому уже, небольшого роста, худощавому офицеру в кителе, портупее и в сапогах. На груди его был орден «Красной звезды». «Фронтовик, как наш директор школы», – подумал я.

Разместив в одной из комнат, меня отпустили для устройства личных дел.

Прежде всего, я поехал к родственникам отца, рабочим «Государственного оптико-механического завода (ГОМЗ)». Завод располагался на Выборгской стороне, где-то недалеко от проспекта Карла Маркса. Родные жили в общежитии на заводской территории. Громадное помещение цеха, приспособленное для жилья, было мебелью поделено на четыре части – столько было конкретных семей в этом большом семействе. Соседние цеха использовались таким же образом. Жилищный вопрос в Ленинграде в то время был очень острым.

Встретили меня радушно, они хорошо знали моего отца. Я переночевал у них. Цеховые переборки были такими тонкими, что я отчетливо слышал разговоры соседей. Так, одна из женщин в ответ на сетования собеседницы авторитетно заявила: «Суженого на коне не объедешь!» Это звучало как приговор. Такое выражение я слышал впервые.

Старшей в семействе была Прокофьева Мария Ивановна, сестра отца, женщина лет пятидесяти, работница завода еще с довоенных времен. Мужа у нее не было (погиб на фронте), но с ней были две дочери и сын – Анатолий – с семьей. Анатолий был добрый малый, но пил. Он только что вышел из тюрьмы. Пьяный, он булыжником разбил стекло в железнодорожной будке на заводских путях. Поскольку это был «объект», ему дали два года. В этой семье все частенько выпивали, кроме тети Маруси. Зарабатывали немало, а жили бедно.

Побывал я и у дяди Саши – фронтовика, который жил на Ржевке с женой и ее матерью – старушкой. Улица, где они жили, называлась Кабаниха. Дом был деревянный. Вокруг высились корпуса военных заводов. Последний раз мы виделись в 1945 году в Москве, в Лефортово, когда он вернулся с фронта и возвращался в Ленинград. Это была уже вторая его семья. Первую он по «дороге жизни» отправил на Алтай из блокированного Ленинграда глубокой осенью 1941 года. После окончания войны его жена и дочь не вернулись.

Тогда, в годы блокады, от голода умерли многие из большой семьи Кирилловых, проживавших на Ржевке и на Пороховых. Дядя Саша рассказал мне подробности гибели своих родителей. Дедушка, Иван Григорьевич, сидя в кресле позвал внучку и попросил молочка. Девочка растерялась, так как они уже давно не видели молока, и обратилась к бабушке, что ответить дедушке. Та сказала: «А ты налей стакан воды и дай ему». Когда внучка подошла к деду с водой, тот был уже мертв. Умер, сидя в кресле. А ведь они жили на Ржевке, это был пригород Ленинграда, и у них был огород, и был собран картофель, но это не спасло: из-за блокады и уничтожения немцами Бабаевских складов с продовольствием уже в сентябре 1941 г. в городе наступил жесточайший голод.

Позже, в апреле 1942 г. наступил черед бабушки. Она тоже умерла от истощения и была захоронена в той же братской могиле, что и дед. Сам Александр Иванович был мобилизован в армию и санитаром в медсанбате дошел до Румынии. Мы побывали с ним у братской могилы на Пороховых.

Созвонился и навестил я и других наших родственников по отцу – Новожениных: Анну Гавриловну, Татьяну Григорьевну и Лизу. Лиза только что поступила в Университет на географический факультет. Ее отец, Павел Григорьевич, двоюродный брат моего отца, погиб на Карельском фронте в 1942 г.