Моя безупречная жизнь
Шрифт:
Я перелезла через ограду – гораздо менее изящно, чем представляла себе, – и спрыгнула на мягкий подстриженный газон на другой стороне. Откуда мне знать, что положено делать людям, тайком сбежавшим из дома? Пить и веселиться, рассекать на машинах. Здорово, конечно, пусть и несколько банально, но слишком опасно – меня могли заметить, сфотографировать, а потом пустить сплетню по школе.
Я побежала через лужайку, сквозь облака водяной пыли, поднявшейся от разбрызгивателей. Люс бежала за мной, хохоча и щурясь от брызг, летевших
Территорию «Старой мельницы» я знала хорошо – мои родители много лет были членами клуба. Я провела Люс мимо гольф-каров и закрытого ресторана к бассейну. Вода в нем была неподвижна, как стекло.
Мне не пришлось объяснять подруге, что делать дальше. Притащив с веранды ротанговое кресло, мы встали на него, перебрались через железный забор на территорию бассейна и разделись. Первой нырнула Люс и заскользила под водой – стоя на краю трамплина, я видела, как искажаются контуры ее длинного тела. Задержав дыхание, я прыгнула следом за ней.
Холодная вода ударила меня в грудь. Я вынырнула, хватая воздух ртом и чувствуя себя так, как будто внезапно проснулась. Что я наделала? Что я творю?
– Мне всегда хотелось посмотреть, как тут внутри, – сказала Люс, переводя дыхание.
Я оглядела пустые шезлонги. Интересно, в клубе установлены камеры? Да наверняка. Но вряд ли кто-то часами просматривает запись за записью, если ничего подозрительного на территории замечено не было.
– Ты в порядке? – спросила Люс.
– Угу, – пробормотала я. Вода шлепала мне по губам.
– Терзают сожаления?
– Так вот как называется это чувство!
Люс рассмеялась:
– Добро пожаловать в клуб обычных людей, которые делают глупости и ошибки и живут с этим.
Я заставила себя оторвать взгляд от стен клуба и стала плавать на спине. Небо было черным, беззвездным, впрочем, оно всегда выглядит таким, если смотреть на него из хорошо освещенного округа Колумбия. Высоко-высоко пролетел самолет, его белые сигнальные огни напомнили мне падающие звезды. Не верилось, что там внутри сидит множество крошечных людей. Они летят так высоко, что не видят нас. На мгновение я стала никем, точкой на поверхности земли, которая двигалась рядом с другими такими же точками; мы смеялись, плакали, горевали, хитрили, добивались целей. Но имело ли все это хоть какое-то значение?
Когда мы возвращались домой, я уже меньше нервничала. Люс – тоже. Она больше не сидела вцепившись в дверную ручку, а крутила радио, жалуясь, что вся современная популярная музыка звучит так, словно написана под запросы некой фокус-группы.
– Ни в одной мелодии нет жизни, понимаешь? – сердилась она.
– Ты говоришь как мой папа, – сказала я. – Он уверяет, что в его детстве все было гораздо лучше и качественнее.
– Кстати, про твоего папу, зачем ты напялила бейсболку?
– Чтобы скрыть лицо, если нас кто-нибудь увидит.
– Посмотри вокруг, – сказала Люс, обводя рукой ряды темных домов, мимо которых мы проезжали. Впереди чернели деревья маленького парка. – Мы на пустой дороге поздно ночью, в машине. Кто нас увидит?
И тут я заметила фигуру на тротуаре. Не успев вырулить вбок или понять, что вообще происходит, я врезалась во что-то твердое и потеряла управление.
Я тут же ударила по тормозам. В свете фар показался силуэт женщины перед нами, вскинувшей руку к лицу, словно она пыталась защититься. Потом стало темно. Омерзительный звук удара перед машиной. Тошнотворный хруст. Машина проехала немного по траве и замерла.
– Что это было? – спросила Люс.
Мое сердце колотилось как безумное. Я осторожно проверила себя – крови нет, ноги шевелятся. Вроде все цело.
– Не знаю, – ответила я, глядя на свои трясущиеся руки. – Ты как?
Лицо Люс стало белым как полотно. Вместо ответа она прижалась щекой к окну.
– Что мы будем делать?
Машина каким-то образом оказалась по другую сторону тротуара, на траве. Но как мы туда попали? Я не заметила изгиб дороги? Ударилась о бордюр и потеряла управление? А была ли женщина? Действительно ли она стояла на тротуаре, когда попала в свет фар?
Меня затошнило. Я все еще ощущала глухой удар, как будто о машину ударился мешок с картошкой; чувствовала, как он промялся под шинами – один раз, потом – второй. Нет, этого не могло быть. Это была статуя, а не живой человек. Кто мог разгуливать ночью по дороге? И потом, если бы там кто-то шел, он бы закричал, отскочил в сторону.
– Это была статуя, – сказала я, чувствуя, как в горле набухает ком.
Если говорить уверенно, твои слова станут правдой.
– Это было похоже на человека.
– Статуи похожи на людей, – настойчиво сказала я.
– Откуда там взяться статуе?
– Статуи могут стоять повсюду, – ответила я, отчаянно желая, чтобы Люс со мной согласилась. – Это же парк.
– Почему ты так уверена? – Голос Люс задрожал, выдавая ее страх.
– Потому что это должна быть статуя.
– Надо проверить.
– Мы не можем. – Не знаю, почему я так сказала, но я чувствовала, что не в состоянии выйти из машины.
– Мы не можем просто бросить ее.
– Нет никакой ее, – сказала я. – И никогда не было.
Наверное, я заорала, потому что Люс вжалась в сиденье.
– А если ей нужна помощь? – тихо спросила она.
И тут я поняла, что должна принять решение. Я нажала на газ и вздрогнула от хруста стекла под шинами.
– Это был не человек, – сказала я. И поняла, что плачу.
Глава 22
Нас там никогда не было – так мы договорились. Нас никто не видел, а сами мы никому не расскажем о том, что произошло. Забудем обо всем и вернемся к обычной жизни. Мы поклялись никогда больше не обсуждать этот случай.