Моя чужая дочь, или Сюрприз для богача

Кроваль Яна

— Ой, скажете тоже! — презрительно отмахнулась Клавдия Петровна. — Какая работа? Девочки играли, а она лишь следила за ними да иногда выводила их на прогулку. Могла бы выкроить минутку, чтобы еду приготовить. В тот же тихий час, например. Все нормальные мамы так выкручиваются. Ничего бы с ними не случилось. Оставляла же она их одних, когда на стол накрывала перед обедом. Но она предпочитала бездельничать. И с Наиной совсем не занималась. В отличие от других логопедов. Всё на самотёк пустила! А докладывала наверняка об успехах...

—

Кстати, об этом, — ухватился за поданную идею Вадим. — У меня есть сведения, что университет, диплом которого Светлана предоставила при найме, продаёт документы о получении высшего образования в различных сферах. Уже заведено несколько уголовных дел о процветающем взяточничестве на заочном отделении. Так что существует вероятность, что никакой она на самом деле не дефектолог.

— Вероятность, — с нажимом повторил Леонид. — Доказательств данного факта у вас нет. Как, собственно, и улик, дающих вам право с гарантией утверждать, что Светлана травила своего ребёнка.

— Ошибаетесь, — парировал Вадим. — Это не единственный свидетель. Разрешите? — он обратился к судье.

— Если к этому свидетелю больше нет вопросов.

Леонид отрицательно помотал головой, и Вадик снова покинул зал, по пути прихватив кухарку. А я затаила дыхание, гадая, кого ещё из прислуги он умудрился втянуть в свои грязные игры... Но все мои предположения оказались неверными.

– Представьтесь, пожалуйста, - традиционно начал Вадим.

– Синичкина Маргарита Ивановна.

– Кем вы работаете?

– Младшим воспитателем в частном детском садике «Золотой единорожка».

– Вы знакомы с девочкой по имени Милослава?

– Капустина? Да, она занималась в моей группе.

– Ей требовался особый уход?

– Нет. Только контроль питания.

– Она соблюдала какую-то диету?

– Безбелковую. По состоянию здоровья.

– То есть для нее готовили отдельно?

– Нет. В подобных случаях родители приносят в садик подписанные контейнеры и передают их нам. А мы убираем всё в холодильник и используем по мере надобности.

– А подаёте на столы прямо в контейнерах?

– Нет. На тарелках. Чтобы дети не чувствовали себя неловко.

– И не путаетесь?

– У нас четкий регламент. Любые накладки исключены.

– С Милой проблем тоже не было?

– Никаких. Она ела лишь то, что ей предназначалось. Как и прочие дети.

– И это всегда была правильная еда?

– Нет. Однажды она получила на гарнир картошку фри. Которую, как выяснилось позже, при ее заболевании употреблять категорически нельзя.

– А вы об этом не знали?

– Увы. Мы физически не можем разбираться во всех существующих сферах жизни.

– Вы сейчас говорите только за себя или полагаете, что другие сотрудники детского сада также непричастны к произошедшему?

– Я говорю за всех. В нашей невиновности нет никаких сомнений.

– Уверены?

– На триста

процентов. Мы не имеем привычки скрывать что-то от начальства и в тот же день доложили о случившемся директрисе. В результате чего было проведено внутреннее разбирательство. Всех задействованных лиц опросили, записи с камер посмотрели и убедились, что картошка точно перекочевала на тарелку Милы из ее контейнера. Поэтому обошлось без репрессий. Хотя директриса все равно обещала организовать нам лекцию на тему питания детей с различными нарушениями обмена веществ, наследственными и приобретенными. Чтобы подобного больше не повторилось.

– Похвально. Но вернёмся к Миле. Как развивались события дальше?

– Никак. На следующий день её забрали раньше обычного, и больше она у нас не появлялась.

– Просто забрали? Без скандалов и угроз натравить на ваш коллектив полицию?

– Именно. Никаких серьезных последствий для нас это не имело. Надеюсь, для Милы тоже, - деликатно добавила нянечка, бросив неодобрительный взгляд в мою сторону.

– Не волнуйтесь, её возили к врачу. Все в порядке, - успокоил собеседницу Вадим. И обратился к судье: - Мне больше добавить нечего.

– Исчерпывающие ответы, - согласился с ним Леонид.

И судья великодушно отпустил второго свидетеля.

– По-моему, тут все очевидно, - выдержав достаточную паузу - чтобы женщина успела покинуть зал - обронил Вадим.

– Кроме одного, - парировал Лёня.
– Зачем Светлане рисковать здоровьем своего ребёнка?

– Во-первых, не своего. И на тот момент она уже это знала. А во-вторых, причин может быть несколько. Например, чтобы переехать поближе к родной дочери. А затем подняться ещё выше, для чего она продолжила подкладывать запрещённые продукты Милославе, обвиняя в этом всех подряд.

– Но это нелепо!

– Наоборот. Слуги же всегда хотят стать для хозяев чем-то большим, - с подтекстом ввернул Вадим.
– Чем Светлана хуже? И своего она, кстати, в итоге добилась. Ей позволили не только есть с хозяевами, но и класть продукты в их личный холодильник. После чего все посягательства на здоровье Милославы прекратились.

– Совпадение.

– Полагаете? А как вы тогда объясните реакцию Светланы на произошедшее в детском саду? Вернее, ее полное отсутствие?

– Да как угодно. Вплоть до нежелания подставлять сотрудников частного учреждения.

– Свою дочь она не пожалела. Откуда такая забота о совершенно посторонних людях?

– Светлана всего лишь оступилась. Один раз. Случайно. С кем не бывает?

– Нет. Она все спланировала. И мы готовы это доказать. Можно?
– Вадим повернулся к судье.

Получил разрешение и вытащил свой главный козырь. Пригласил в зал суда Катю...

– Ваше имя?
– вернувшись на свое место, строго спросил Вадим.

– Ленц Катарина Геннадиевна.

– Кем вы приходитесь Светлане?