Моя чужая жизнь
Шрифт:
Я понимала. Кивнула. Долго расспрашивала Виктора про работу, про отношения с женой, про родителей. Любая мелочь могла помочь. Ничего интересного он не сообщил. Среднестатистическая советская семья. Виктор – сирота, воспитывался ныне покойной бабушкой. Окончив инженерный факультет, устроился на завод, вскоре получил комнату в общежитии. Ольга из интеллигентной семьи. Мать – учитель, отец – военный. После иняза работала в «Интурист». Родила девочку. Через два года – вторую. Виктор продвигался по служебной лестнице. Стал начальником цеха. Ему обещали квартиру. Торопил жену с рождением детей. «Ну, чтобы площадь побольше. Вы же понимаете». Я понимала. «Если бы были разнополые, получили бы трехкомнатную». Виктор тяжело вздохнул. Молодая семья с помпой въехала в просторную двухкомнатную квартиру. Ольга сидела в
Я назначила Ольге антидепрессанты. Эффекта – ноль. Виктор забегал через день, садился на кровать, держал руку жены. Я украдкой наблюдала из-за двери. Семен Илларионович попросился в другую палату. «Эта девушка наводит на меня тоску. Такая молодая…» - он закатил глаза. Виктор сидел у кровати жены молча. Странно. Разве не хочется поздороваться с любимым человеком, обнять? Виктору не хотелось. Ритуал занимал не больше десяти минут. Когда выделенное Ольге время подходило к концу, Виктор порывисто поднимался и убегал на работу. Именно что убегал. Несколькими гигантскими прыжками он преодолевал коридор и сбегал по лестнице. Этот человек не умел ходить, как и сидеть.
Спустя несколько недель я попросила Виктора привести девочек. Это была единственная надежда как-то растормошить Ольгу. Малышки трогательно держались за ручки и серьезно смотрели на меня огромными материными глазами. Косички оканчивались гигантскими бантами. Чистая, выглаженная форма, за спинами – ранцы. Девочек забрала Ольгина мать.
– Зять постоянно на работе, куда уж ему, - объяснила женщина в перерывах между рыданьями. – Мы уж с отцом не знаем, что и думать. Как нашей Оленьке помочь.
Отец со скорбным видом стоял рядом со стулом, положив руку на плечо жены.
– Держись, мать, - то и дело ронял он, по-военному скупо и громогласно.
– Одна она у нас. Я долго забеременеть не могла, а потом… не могли поверить своему счастью. Понимаете?
Я понимала. Первая и единственная беременность закончилась выкидышем. Больше забеременеть не удавалось. Диагноз неутешительный – бесплодие. Выдюжила только благодаря поддержке мужа.
– Это все «Интурист» этот проклятый. Если бы не он, - мать Ольги снова зашлась рыданьями.
Я заметила, как побелели костяшки пальцев на руке Ольгиного отца, сжимавшей плечо жены.
Лиза, старшая дочка, серьезно спросила:
– Тетенька, вы вылечите нашу маму?
Я невольно улыбнулась. Соврала с серьезным лицом:
– Обязательно вылечим, Лиза.
Она кивнула. «Если бы я знала, от чего ее лечить, детонька».
Малышки вошли в палату. Я жадно следила за реакцией больной. Хоть что-то, малейшее движение, какая-нибудь эмоция. Ничего. Девочки стояли подле постели матери. Вдруг младшая, Вера, с рыданьями бросилась Ольге на грудь:
– Мама, мамочка, я так тебя люблю.
Лиза тоже зашмыгала носом. Виктор схватил Верочку в охапку, потащил к выходу. Девочка вырывалась, рвалась к матери.
– Больше никаких экспериментов с детьми, - злобно прошипел он, выходя из палаты.
Я тяжело вздохнула. Сердце рвалось на части. Вошла, долго смотрела в безучастное лицо пациентки. «Как же то тебя достучаться, Ольга?»
Спустя месяц я сдалась. Позвонила однокурснику. Известный психиатр, он занимался тяжелыми случаями, защитил докторскую, совмещал преподавание с практикой.
– Сергей, помоги, на тебя вся надежда.
Сергей светил Ольге в глаза фонариком, стучал молоточком по острым
– Весьма интересно. Весьма интересно.
Но помочь ничем не смог. «Понаблюдай, со временем все прояснится» - вот его совет. В отделение зачастили научные светила разной степени известности. Разводили руками. Я готова была разрыдаться от бессилия.
– Да что же вы молчите? – в отчаянии воззвала я к Виктору. – Жена пропадает. Вы понимаете, что еще немного – и будет поздно. – Для чего именно поздно я не знала.
Он отвел глаза.
На следующий день пришел сам. Вытащил из внутреннего кармана ученическую тетрадь в зеленой обложке, свернутую в рулон.
– Если это чем-то поможет, - он покраснел, боком протиснулся в дверь.
Я схватила тетрадь, пролистала. Все тридцать шесть страниц исписаны размашистым почерком с сильным наклоном влево. Я впилась в строчки и не смогла оторваться, пока не дочитала до конца. Передо мной развернулась Ольгина жизнь, она словно распахнула передо мной душу. Я взяла на себя смелость сократить повествование, выкинуть не представляющие важности отрывки.
***
Ольга
Я себя помню лет с четырех. Не все, конечно, отдельные фрагменты. Память подобна вспышкам света в темноте, выхватывающим наиболее яркие моменты. Вот мама привела меня в садик, а я с ревом, босиком бегу за ней следом. Ступеньки широкие, с неровной, щербатой поверхностью. Ступням холодно и больно. Но это – ничто по сравнению с перспективой остаться одной, без мамы. Вот свет, слепящий, слишком яркий свет, от него рябит в глазах и становится холодно внутри. Такой недружелюбный свет бывает только в казенных домах. Мне лет семь. Я в больнице. Одна, без мамы. Больница – инфекционная. Медсестра пустила маму завязать мне косички. Я смотрю на свет сквозь пелену слез. Лампа расплывается разноцветными кругами. «Мамочка, не уходи, пожалуйста, не оставляй меня здесь». Таких вспышек – много, очень много. Но самая яркая – это книги, книги у нашей соседки. В садик я не ходила, «не вылезала из болячек». Мама не вылезала из больничных. Я часто оставалась у соседки – тети Золи. Мы жили в старом, большом доме. У тети Золи была одна большая комната. Ее дочь работала в «Интуристе». В большом шкафу тети Золиной большой комнаты красовалось множество диковинок. Я с любопытством разглядывала маленького коала, державшего крохотными лапками ручку вазы, большого плюшевого медведя с розовым бантом на шее. Но больше всего мне нравились книги – в твердом переплете, с глянцевой бумагой и красочными картинками. Диковинные книги были написаны на диковинном языке. «Вот вырастишь, выучишь английский и прочтешь», - говорила тетя Золя. Я послушно поступила в английскую школу. Книги мне, правда, так и не довелось прочесть. Вскоре наш дом расселили. Мы с тетей Золей оказались в разных районах. Да и старушки вскорости не стало. А ее дочь, Людочка, выскочила замуж за шведа и укатила на родину новоиспеченного немолодого супруга. «Где ты сейчас, Людочка? Как сложилась твоя судьба?» Я… я мечтала быть как Людочка. Мечтала наполнить диковинками шкаф.
Когда я училась в школе, к нам приехала делегация. По одному иностранцу на каждого ученика. Всех быстро расхватали, мне достался высоченный улыбчивый негр. Правда, на двоих с одноклассницей. Мы должны были показать школу и рассказать, как прекрасно детям живется в Советском Союзе. А еще принести угощение и накрыть стол в кабинете директора. Я робела перед иностранным гостем, все заготовленные фразы тотчас вылетели из головы. Выручала одноклассница. Мы проводили гостя до дверей директорского кабинета, которые перед нами негостеприимно захлопнули. Негр вручил нам с одноклассницей подарки – упаковку жвачки мне и статуэтку, изображавшее какое-то здание, ей. Видимо, интурист не рассчитывал, что нас будет двое. О, чудо. Статуэтка меня заворожила. «Давай обменяемся», - предложила я однокласснице. Она смотрела на меня, как на дуру. Как можно обменять жвачку на какую-то статуэтку? Учительница сказала, что это – Колизей. Какое волшебное слово – Колизей. Я с ним не расставалась, на ночь ставила на прикроватную тумбочку, несла в портфеле в школу. Вскоре я знала все, что касалось Древней Греции и Рима. Прочла все мифы, выучила всех героев и богов. «Мама, ты знаешь двенадцать подвигов Геракла?» - спрашивала я. Если бы только увидеть Колизей, хоть одним глазком.