Моя дорогая Марта…
Шрифт:
– А как в школе?
– Нормально, – макаронины одна за другой исчезали с тарелки.
– У тебя всегда все нормально, – рассмеялась мама. – Мне кажется, если начнется конец света, то у тебя опять все будет нормально.
Мама либо не понимала, либо не хотела понимать, что дело вовсе было не в том, что все нормально, а в том, что дочь не хочет с ней делиться. Но ситуация ее устраивала. Не отнимала много энергии, не требовала вести долгих разговоров. Вполне хватало рядовых заученных фраз, чтобы верить в то, что она пообщалась с дочерью. Контакт поддержан, заинтересованность проявлена. Все свободны.
И Марта, сама не осознавая этого, привыкала, что так все оно и должно быть. Она получала отрицательный жизненный опыт, который ложился в фундамент ее формирующейся личности. Мама, которую она любила, не произнося ни слова, преподносила ей жестокий урок: между людьми (даже родными) пролегает огромная пропасть, и ее не преодолеть. Ты можешь видеть того, кто стоит на другой стороне, можешь улыбнуться ему и помахать рукой, но на этом все.
Жаль, Марта не знала, что пропасть создают сами люди. Стоит сделать шаг вперед, и ты увидишь, как под ногами вместо пустоты появляется клочок земли, и если другой человек пойдет к тебе на встречу, то вы окажетесь лицом к лицу, а от пропасти останутся только воспоминания.
Допив чай, мама поставила чашку в раковину и собиралась уйти, но дочка успела ее окликнуть.
– Мам?
– Да, солнце.
– Я завтра к бабушке съезжу? Вам же с папой ничего помочь не надо?
– Нет, не нужно. Я думаю мы будем дома. А ты ей звонила? Может она занята, – мать не любила, когда Марта одна едет через полгорода.
– Да, мы с ней договаривались. Она просила помочь со шторами и что-то еще.
– Ладно, только держи меня в курсе. Хорошо?
– Хорошо.
Мама исчезла в коридоре, а потом послышался звук открывшейся и тут же закрывшейся двери в родительскую спальню. На часах едва стукнуло девять вечера, но в квартире Ларионовых наступила тишина свойственная для ночи.
Марта помыла посуду и, погасив на кухне свет, ушла в свою комнату. Ее крохотный мирок пересекался с родительским только по необходимости. Они были чужими людьми, жившими под одной крышей, но с возложенной на них обязанностью быть семьей.
Марта сделала уроки, собрала рюкзак и только тогда, обессиленно рухнув на кровать, надела наушники и включила музыку. Хорошо знакомая мелодия заполнила собой пространство ее маленькой вселенной. Она снова вспомнила дом из сна и незнакомца. Деталей стало больше, но они все еще представляли собой разрозненные обрывки. Девушке хотелось вернуться назад, чтобы в этот раз запомнить все, как следует, обойти каждую комнату и, может быть, выйти за пределы дома. Лежа в темноте с закрытыми глазами, она не заметила, как уснула. Да только, к ее огромному сожалению, в эту ночь ей не приснилось ровным счетом ничего. Словно по щелчку пальцев она открыла глаза, когда за окном было уже светло.
5
Моя дорогая Марта,
Я снова беру в руки дневник, чтобы написать тебе письмо. Никогда прежде не вел записей и потому довольно смутно представляю, как это стоит делать. С другой стороны, не думаю, что стоит сильно беспокоиться. Буду рассказывать тебе о самом важном и о том, что меня тревожит.
Сегодня я впервые встретил тебя во сне. Мне понадобилось немало времени, чтобы среди жизней миллионов людей найти твою и еще столько же, чтобы оказаться в твоих снах. Но все получилось. Ты увидела меня таким, какой я есть, а я впервые узнал, какой ты была.
Признаюсь, было довольно странно видеть в юной девушке твои черты. Также закрыта, также недоверчива и, как мне кажется, упряма. Я постарался не давить, чтобы не напугать. Еще не знаю получилось или нет, но будем надеяться на лучшее.
В своих снах ты создала огромный особняк. Он по-настоящему прекрасен, если убрать из него все лишнее, что ты почему-то посчитала необходимым. Мы стояли и любовались на бескрайнее море, обменявшись лишь парой фраз. Ты не представляешь, как сильно я хотел рассказать тебе абсолютно все. Буквально прокричать. И все для того, чтобы уберечь. Но я знаю, что если расскажу, то призрачный шанс тут же исчезнет, и все повторится вновь.
Пока я еще не до конца разобрался с тем, как происходят мои появления в твоей жизни, и чего это стоит. Ничего. Со временем я буду знать больше, а пока постараюсь сделать все, чтобы заслужить доверие маленькой Марты.
До свидания,
Твой Август.
6
Старая табуретка шаталась под ногами, но Марта старалась не подавать вида, что вот-вот готова упасть, а то бабушка Леся непременно начала бы нервничать и суетиться. Хотя, впрочем, она итак занималась именно этим.
– Тебя поддержать? – бабушка стояла рядом и переводила взгляд то с табуретки на внучку, то со штор на табуретку.
– Не надо, бабуль. Все хорошо, – слегка соврала Марта, а сама проклинала петельки, на которых висели шторы.
Бабушка любила свои тяжелые кремовые шторы, чей низ в буквальном смысле слова лежал на полу. Сколько раз ни пыталась Марта вспомнить, но в памяти не сохранилось ни одного мгновения, когда на окнах висело что-то другое.
Марта покачнулась и была готова вскрикнуть, как заботливые бабушкины руки уперлись ей в спину.
– Говорю же, давай поддержу. Не надо было тебя просить. Я и сама могла вполне справиться.
– Бабуль, мне правда нетрудно.
– Тебе, может, и не трудно, а я совсем обленилась.
– Неправда, – рассмеялась Марта, но улыбка тут же исчезла с ее лица, ведь она вспомнила, как вчера это же говорила Снежана в парке.
– Что случилось?
– Ничего. Задумалась. Еще совсем немного.
Вначале одна, а потом другая шторы упали на пол и тут же были подхвачены бабушкой, которая пошла в ванную, чтобы загрузить стиральную машинку. С чистой совестью Марта спустилась вниз.
– Поставишь чайник? Я сейчас подойду.
– Конечно.
Бабушка жила в двухкомнатной квартире в доме, построенном чуть ли не в середине прошлого века. Точно Марта не знала, но на вид он действительно был очень старым. Его ремонтировали и за ним следили, но тяжесть лет проступала даже через свежую краску.
Когда бабушка, наконец, пришла, на столе стояли две чашки и вазочка с печеньем.
– Ой, – вздохнула бабушка. – Ты и здесь все сделала.
– Ничего я не делала. Только чай налила.