Моя драгоценная гнома

Лакомка Ната

Она послушно приблизилась к окну, повернув лицо к свету, и подняла ресницы.

Что я увидела в ее глазах? Скрытую печаль, смущение, тоску — то, что так несвойственно эльфам. И была еще прозрачность осенних серых небес, и бархатистая темнота зрачка, из-за которого радужка казалась почти бесцветной. Я смотрела в глаза эльфийки и вдруг, на самом дне, словно движение весенней воды в густом лесу, плеснула зелень — даже не зелень, а лишь отголосок ее, но мне было достаточно.

— Благодарю! — я торопливо сделала пометку на пергаменте

и поклонилась Лионели и ее матери.

Все еще находясь в графском замке, я уже мысленно перенеслась в нашу мастерскую и видела, как сплетаются золотые нити, как янтарные бусины перемежают плетенье, а розетка, собранная из красноватого янтаря и алого граната украсилась еще несколькими камешками с самого края — тоже янтарем, но совсем другого, зеленоватого оттенка.

— Вижу, вашему сыну уже не терпится показать свое мастерство, — сказала госпожа Дафна мягко. — Благодарю, что откликнулись, и жду вашей работы через два дня.

4

За эти два дня я ни разу не притронулась к «Охотнику на привале». Создание янтарной сетки для дочери камеристки захватило меня полностью. Папаша помалкивал, не мешая, и даже ходил по мастерской на цыпочках, лишь изредка прося, чтобы я поела. Я наскоро жевала хлеб, запивала его молоком и опять садилась за работу.

К назначенному сроку сетка для волос и розетка были готовы. Я положила их на белую ткань, на которой мы с отцом всегда осматривали украшения перед тем, как передать их клиенту, и отступила на полшага.

Отец долго и дотошно рассматривая все до мельчайших деталей — золотые петельки, полировку бусин, крепление металла застежки к золотому диску, на котором в сложном узоре расположились полупрозрачные камни — красноватые, алые, зеленые.

— Что думаешь о своей работе, Эрм? — только и спросил он.

Я взяла его за руку и пожала.

— Ты стала куда искусней меня, — сказал отец, продолжая смотреть на сетку. — Ты смотришь вглубь, видишь сущность человека и камней, я так не могу.

— Это ты меня научил, — я прижалась к нему, чувствуя и ликование, и горечь. Потому что хотя я и была довольна работой, сейчас мне казалось, что я могла бы сделать гораздо, гораздо лучше!

— Все, хватит нежничать, — заворчал папаша, отталкивая меня. — Переодевайся, умой лицо — ты чумазая, и неси заказ госпоже Дафне.

— А ты?

— Эту работу должна передать ты, — сказал папаша.

— Спасибо! — я бросилась ему на шею.

— Ну-ка! Ну-ка! Мужчины не обнимаются! — начал ругаться он, но я чувствовала, что он растроган. — Не забудь забрать оставшуюся часть платы.

— Все сделаю в лучшем виде! — заверила я.

До замка я бежала, не останавливаясь, и хотя ждать разрешения пройти в замок мне пришлось совсем недолго, думала, что умру от нетерпения.

Раскрыв шкатулку перед заказчицей, я смотрела ей в лицо, пытаясь угадать — какие мысли ее посетили, довольна ли она. Камеристка графини молчала довольно долго, а потом произнесла:

— Вы уложились в срок и выполнили, что обещали. Вот плата и сверх того. Мы договаривались на двадцать золотых, но я добавляю еще пять. За то, что вы разглядели вот это, — она коснулась кончиком пальца зеленого янтаря и положила рядом со шкатулкой бархатный мешочек, в котором звякнули монеты, а потом отсчитала из поясного кошелька еще пять золотых.

Но я не протянула руку, чтобы их взять.

— Судя по всему, есть какая-то просьба? — догадалась госпожа Дафна.

— Есть, — сказала я. — Не надо пяти золотых. Разрешите посмотреть, как украшение будет выглядеть на вашей дочери?

Я боялась, что эльфийка ответит отказом, но госпожа Дафна кивнула, задумчиво глядя на меня.

— Понимаю… Конечно, вы имеете право посмотреть. Возьмите и пять золотых сверху. За посмотр ведь денег не берут, — она улыбнулась лукаво.

Мне было разрешено даже больше — посмотреть на эльфийский праздник. Задолго до начала госпожа Дафна привела меня на крохотный балкончик, скрытый портьерами.

— Здесь раньше играли музыканты, но теперь миледи хочет, чтобы музыка была рядом, — пояснила она. — Вас здесь никто не увидит, если будете сидеть тихо. По окончании бала я за вами приду. Приятного вечера.

Оставшись одна, я осторожно выглянула из-за портьер — одним глазком, едва дыша от волнения.

Вот так зал!

Огромный, светлый! В окнах — разноцветные стекла, на полу — мозаика, блестящая, как солнце. Стены выложены мореным дубом, а канделябры — бронзовые, с желтыми свечами. Безупречное чувство вкуса! Грандиозная красота!

Я была так взволнована, что ноги не держали. Усевшись прямо на пол, я прижалась пылающим лицом к балюстрадам и приготовилась ждать.

Сначала пришли слуги — красивые, как боги. Они принесли кушанья, зажгли свечи. Появились музыканты и принялись настраивать инструменты. Несколько приглашенных менестрелей — их можно было узнать по зеленым камзолам с длинными рукавами, бережно доставали из футляров своих дорогих подруг — лютни.

Потом появилась вдовствующая графиня — в черном траурном платье, но с кокетливой прической на золотистых волосах. Слуги забегали перед ней, а она строго распекала их за нерасторопность и неумение.

Потом стали появляться гости.

Каждого я встречала с замиранием сердца, ожидая появления Лионели. На некоторых дамах были наши украшения — одно папашино и три моих. А-а-а! Я чуть не завопила от восторга. Вот она — слава!

Гости все прибывали и прибывали, вскоре в зале стало тесно, а я всерьез испугалась, что пропущу Лионель. Но вот появилась и она (я чуть не слетела с балкончика, стараясь разглядеть и полностью позабыв об осторожности). Эльфийка и в самом деле преобразилась. Ту Лионель, которую я увидела своим мысленным взором, увидели сейчас все.