Моя другая жизнь
Шрифт:
Уже садясь в такси, она сказала:
— Завтра у меня встреча с моим финансовым управляющим, так что придется перенести нашу встречу на четверг — я вам позвоню.
Она даже не коснулась меня, но англичане вообще редко касаются друг друга, и от этого я, стоя в облаке вонючего выхлопа от ее такси, взволновался еще больше.
Когда наступил четверг, мы договорились встретиться днем в Мортлейке. После ее звонка я все утро успешно работал над романом и, порядком возбужденный, с нетерпением ждал нашего свидания.
В Мортлейке мы совершили экскурсию в очередную церковь, теперь католическую, а на обнесенном
— Эта могила еще не упоминалась ни в едином лондонском романе, — заметила леди Макс. — Дарю ее вам.
Я прочел надпись на плите и начал рассказывать своей спутнице о том, как Бёртон исследовал глухие уголки штата Юта, но она перебила меня:
55
Ричард Фрэнсис Бёртон (1821–1890) — английский ученый и путешественник, автор множества научных работ и 30-ти томов переводов, в том числе «Тысячи и одной ночи».
— Все потому, что у тамошних мормонов разрешена полигамия. Бёртон был помешан на сексе, но это помешательство сочеталось с большой эрудицией и любовью к языкам. Поэтому он перевел «Камасутру» и безумно увлекался фетишами.
Там, на мирном погосте при церкви Святой Марии Магдалины, она рассказала о некоторых эпизодах из своего детства и юности, в которых участвовали мужчины — всегда гораздо старше ее — и в той или иной форме присутствовала порка, «причем отнюдь не мягкий бич, смею вас уверить». Мужчины укладывались животом на стул, а она изо всех сил стегала их по ягодицам собачьей плеткой.
Завершив рассказ, она хихикнула и, отводя в сторону ветку, сказала:
— Этот заскок у них со школы. Англичане не в силах избыть свое школьное прошлое.
— А англичанки каковы?
— Среди нас встречаются всякие, но лучше всех умеют всыпать по первое число матроны вроде нашего премьер-министра — у этих командирш рука не дрогнет, и грудь у них большая, гостеприимная.
Подбоченившись, она всем телом повернулась ко мне, но я держался на почтительном расстоянии.
В тот день наша прогулка закончилась в Риджентс-парке, где мы любовались оленями. На следующий день мы встретились в Лондонской библиотеке. Это частное заведение наподобие клуба, куда допускаются только полноправные члены; Маспрат частенько ее упоминал. Леди Макс настояла, чтобы я немедленно вступил в ряды читателей библиотеки; я подчинился и выписал чек на тридцать фунтов — годовой членский взнос. А про себя подумал, что придется, видимо, перевести еще некую сумму на мой лондонский счет, иначе в один прекрасный момент на нем не останется ни пенса.
После выходных (в субботу — непременный поход по магазинам, в воскресенье — поездка в Бокс-Хилл) я встретился с леди Макс возле вокзала Блэкфрайарз, и она повела меня в Шад-Темз осматривать какие-то гнилые пакгаузы, от которых так и веяло романами Диккенса.
— Когда-нибудь все эти дивные старые здания реконструируют и превратят в скопище жутких квартиренок для отвратительных людишек.
В ту же неделю она сводила меня в парк Строберри-Хилл, в дом-музей Хогарта [56] в Чизике, в Уорлдз-Энд, в Брикстон смотреть комнату, которую снимал Ван Гог; в дом-музей сэра Джона Соуна [57] .
56
Уильям Хогарт (1697–1764) — английский художник.
57
Джон Соун (1753–1837) — английский архитектор
Пока я разглядывал какой-нибудь фронтон, лепной орнамент или картину, она продолжала свой импровизированный монолог на совершенно постороннюю тему, но, как правило, связанную с сексом.
— А я-то думал, что уже все повидал, — говорил я.
— Да, сэр Джон собирал эти памятники материальной культуры собственноручно.
— Нет, я про то, о чем вы только что говорили… Какое слово вы употребили?
— А, это. Frottage. По-французски — натирание. Работа, требующая большой скрупулезности. Мало кому нравится. Занимает массу времени. У кого же сейчас, мой милый, много времени? — И она повернулась к отпечатку с петроглифов. — А меня лично очень привлекает именно натирание.
На Терпентайн-лейн, в районе Виктория, она указала мне на дома без парадных дверей и по какой-то ей одной понятной ассоциации — разве есть здесь какая-нибудь логика? — добавила:
— И я никогда не ношу трусов.
Она раздолбала — в тот год это словечко входило у рецензентов в моду — памятник принцу Альберту, заметив попутно:
— Вставьте его как-нибудь в одну из своих книг.
И продолжила рассказ о том, как после смерти Альберта королева Виктория воспылала страстью к лакею-шотландцу по имени Джон Браун.
— Но почему бы и нет? Жизнь коротка, и пылкие натуры должны получать желаемое. На том стоит мир, а вреда это никому не приносит.
Верно, подумал я, но очень уж бесстрастно она это произнесла.
В тот день, по дороге от памятника Альберту в Кенсингтон-Гор, она сказала:
— Я живу здесь неподалеку. Можете меня проводить.
Она повела меня кружным путем, чтобы показать здание неподалеку от Глостер-роуд, где жил когда-то Стивен Крейн [58] .
58
Стивен Крейн (1871–1900) — американский журналист, поэт и романист.
— Его гражданская жена была проституткой, но вы это и сами знаете, — заметила она.
— Да, знаю, — сказал я, хотя по правде надо было сказать «нет».
— В Джексонвилле, штат Флорида, она держала бордель, который назывался «H^otel de Dream» [59] , — продолжала леди Макс. — Идеальное название, верно? Но вы много талантливее Крейна.
В длинном черном пальто и бархатной шляпке, она шагала быстро — туфли были уже другие, — немного опережая меня. Впереди замаячил ее огромный белый особняк, теперь он уже не казался таким белоснежным, как в первый раз, возле проржавевших желобов и сломанных горловин водосточных труб виднелись желтые потеки.
59
«Отель мечты» (франц, англ.)