Моя другая жизнь
Шрифт:
— Нет, но кто его знает, быть может, тот непрошеный удар по яйцам как раз и явится исходной точкой для ваших критических построений, — без улыбки проговорил Хивидж.
Марвуд захихикал, а Беллами громко расхохотался.
Я не сомневался, что Хивидж сделал мне такое предложение только потому, что встретил меня здесь, у леди Макс, а его натужное комикованье было проявлением дружелюбия. Англичанину, особенно такого, беспощадного типа, трудно делать щедрые жесты, не подпустив снисходительного высокомерия, но мне было все равно — во всяком случае, Хивидж уже не обращался ко мне по-французски в присутствии всех этих людей.
Леди
Я был обескуражен тем, что она со мной не заговаривает; да и облик самой леди Макс, такой яркой и хрупкой, никак не вязался с этим огромным сумрачным домом; не слышно было запахов готовящейся еды, и это тоже почему-то беспокоило. В поисках туалета я выскользнул в коридор; заметив мою нерешительность и угадав, что я ищу, служанка-филиппинка указала мне нужную дверь. Там было еще сумрачнее: густые тени, влажные, холодные кафельные стены, — и я снова пожалел, что не остался дома. Над умывальником висел сатирический эстамп Роуландсона [39] .
39
Томас Роуландсон (1756–1827) — английский карикатурист.
Когда я вернулся в зал, гости уже надевали пальто.
— Мы идем обедать, — сказала леди Макс. — Здесь рукой подать.
Мы гурьбой двинулись по Бромптон-роуд к французскому ресторану «La Tour Eiffel»; там нас провели в отдельный, обшитый деревянными панелями кабинет, в моем представлении подходящий скорее для влюбленных парочек или забубённых гуляк. Окна были занавешены пыльными бархатными шторами с толстыми золотыми кистями. Мы сбросили пальто на руки прислуге, и леди Макс рассадила нас за столом. Я был в замешательстве; неужто и остальные испытывают то же самое, думал я. Низко наклонив голову, миссис Лаш что-то взволнованно шептала мужу. Справа от меня сидела женщина по имени Пиппа, слева — Марвуд.
— А где Уолтер Ван Беллами? — спросила леди Макс.
Он исчез — испарился по дороге, но леди Макс рассмеялась и заявила, что это вполне в его духе.
— Он же чокнутый. Причем не на шутку.
В кабинет со скучающим видом вошел официант-француз в чересчур облегающей сорочке, волосы у него были влажные, лицо горело; раздав нам меню, он с пародийным французским акцентом перечислил фирменные блюда дня и те, которые уже кончились.
— Вы уж простите, — сказала Пиппа, — но меню мне подали липкое. Противно, сил нет.
Скорчив гримасу, она вернула меню официанту, который явно обиделся.
— Не принесете ли хорошего вина? — обратилась к нему леди Макс. — Ваше фирменное вино подается в залапанном графине и по вкусу напоминает лак для ногтей. Две бутылки «Мерсо», даже три, и подайте их сразу.
— Когда я пью «Мерсо», у меня возникает ощущение, что я вступаю в атмосферу «L'Etranger» [40] Камю, — заметил, обращаясь ко мне, Хивидж.
Леди Макс тем временем продолжала давать указания официанту. Сидя во главе стола,
40
«Посторонний» — повесть французского писателя Альбера Камю (1913–1960), в которой сильно ощущаются мотивы абсурдности жизни.
Вино разлили по бокалам, и официант вынул свой блокнот:
— А кг'оме того, сегодня имеем свежий омаг'. В меню их, пг'авда, нет.
— Да у них не настоящие омары, — сказала леди Макс, содрогнувшись, будто от оскорбления. — Всего лишь жалкие маленькие бесцветные шотландские лангусты.
В ответ официант лишь щелкнул шариковой ручкой.
— Зато паштет из креветок у них превосходный.
Мы дружно заказали паштет из креветок.
— И рагу из зайца, — добавила леди Макс и, облизнувшись, пробормотала французское название блюда.
— Civet de li`evre, — педантично чеканя слоги, произнес Хивидж.
Слушая его, я подумал, — англичане — нация педантов; вечно-то они вас поправляют и сами себя за это ненавидят, потому что сознание собственной правоты — довольно-таки пресное удовольствие.
Улыбнувшись Хивиджу — весьма неодобрительно, — леди Макс сказала:
— Здесь его готовят с каштанами.
Большинство собравшихся, кроме Пиппы, тоже заказало рагу, а Пиппа объявила, что она вегетарианка. Услышав ее слова, Марвуд раздраженно заворчал. Пиппа возбужденно посовещалась с официантом и в конце концов заказала овощное рагу.
— И я принесу вам овощной гарнир на выбор.
— А это уж на ваше усмотрение, — сказала леди Макс. Она закурила сигарету и отпустила официанта, ведьминским жестом швыряя в него пальцами клочья дыма. — Шуму много, а на деле ни словечку верить нельзя.
Все принялись болтать с соседями по столу, как вдруг Пиппа громко обратилась к леди Макс:
— И часто вы здесь ужинаете?
— А что такое ужин? Еда такая? — поинтересовалась леди Макс.
Пиппа вкратце объяснила, что значит это слово.
— Но ведь это же обед, правда? — сказала леди Макс.
— Рабочий люд называет это ужином, — объяснил Марвуд.
— Обожаю этот эвфемизм: «рабочий люд», — отозвалась леди Макс.
Официант принялся обносить всех паштетом из креветок — пузырчатой розовой пастой в керамических мисочках — и возле каждого поставил тарелку со стопкой поджаренных хлебцев.
Мы принялись намазывать пасту на хлеб, а леди Макс, продолжая курить, заметила:
— Терпеть не могу, когда мой заказ выполняют немедленно. В этом есть что-то оскорбительное, и у меня всегда закрадывается подозрение, что приличной еды тут не жди.
— А я прихожу к такому же мнению, когда меню липнет к рукам, — сказала Пиппа.
— У них чай — это полноценная еда. Ланч они называют «обедом», — продолжал свое Марвуд. — Я знаю это от моих помощников. У них непременно бывает что-то «на третье».
— Вот уж удивительная публика, — сказала леди Макс. — Я всегда считала, что придумывание таких странных названий для обычного приема пищи — это просто способ сэкономить на еде.
— А еще, — во всеуслышание объявил Хивидж, — они ходят исключительно «в туалет».