Моя фамилия Павлов
Шрифт:
Так продолжалось три дня, а потом немцы, продвинувшись примерно на сотню километров от границы, уперлись в первую линию нашей полевой обороны, которую строили всю весну. Эта линия представляла собой три линии полевых укреплений из траншей, которые усилили бронекуполами. Конечно, против тяжелой артиллерии они не плясали, но полевую держали отлично.
Вот тут немцам в первый раз и дали основательно по сопатке. Позади укреплений расположились новейшие гаубицы М-10 и М-30, которые можно было быстро транспортировать, разумеется, не медлительными тракторами, а специальными мощными трехосными тягачами, которые уже пару лет выпускали на построенных у нас американских автомобильных заводах. Кроме них были и 120-миллиметровые минометы, установленные в бронетранспортерах,
Бронетехнику пока мы тоже особо не светили, только легкую. Пока было еще рано выкладывать все свои козыри, я, как рыбак, выжидал крупную рыбу, пока она основательно захватит наживку, прежде чем подсечь ее.
Еще четыре дня немцы бессильно ломились вперед, пока в одном месте я не позволил им прорвать нашу оборону. В образовавшийся прорыв радостно рванули немецкие танки с моторизованными частями, это был как раз 46-й моторизованный корпус генерала танковых войск Генриха фон Фитингхофа в составе 10-й танковой дивизии, моторизованной дивизии СС «Рейх» и моторизованного полка «Великая Германия».
Немцы прорвались уже под вечер и, не встретив никакого сопротивления, рванули вперед, радостно думая, что наконец они смогут нанести свой коронный удар, выйдя в глубокий тыл наших войск и разгромив наши штабы и тылы. Перенаправить другие части к месту прорыва Гудериан уже не успевал, день клонился к концу, а рано утром мешок с 46-м немецким моторизованным корпусом закрылся. Пройдя за оставшееся до ночи время порядка двух с половиной десятков километров, немцы уткнулись в следующую линию полевой обороны, полностью идентичную уже прорванной. Не став ее атаковать на ночь глядя, генерал Генрих фон Фитингхоф приказал встать на ночевку.
Только удостоверившись, что в мою ловушку попал весь немецкий корпус, я отдал приказ захлопнуть ее.
1 июля 1941 года, Белоруссия
Рано утром 1 июля части 1-го мехкорпуса захлопнули горловину мешка, при этом один танковый полк с двумя первыми механизированными полками заткнули собой образовавшуюся в ходе немецкого прорыва дыру, а два других танковых полка вместе с обеими механизированными дивизиями двинулись, как поршень, на прорвавшихся немцев. В это самое время немецкие части готовились к прорыву нашей обороны. Так получилось, что техника могла двигаться только в коридоре шириной в пару километров, а дальше по обе стороны были устроены засеки и противотанковые рвы, не давая противнику с ходу их преодолеть. Когда немцы утром построились для атаки, внезапно со стороны русских позиций послышался жуткий скрежещущий звук, и в небо стали взлетать сотни огненных стрел, чтобы спустя считаные секунды обрушиться огненным дождем на немецкие войска.
Если 1-й мехкорпус захлопнул мешок, то 2-й мехкорпус встал на пути противника, остановив его. Вся артиллерия обоих мехкорпусов была сосредоточена тут, и сейчас первыми нанесли свой удар четыре дивизиона «Смерчей». Все 72 установки залпового огня обоих мехкорпусов за 40 секунд выпустили по скопившемуся для атаки противнику 2880 ракет. Все огромное поле почти разом покрылось султанами взрывов, а спустя несколько мгновений к этому инферно присоединилась и артиллерия мехкорпусов.
Здесь 4 полка тяжелой артиллерии в сумме насчитывали 144 орудия М-10 и М-30, которые работали по площади в 2–3 квадратных километра, а если к этому прибавить еще и работу минометов, которых в общей сложности тоже было больше двух сотен, то можно было представить, что творилось на немецких позициях. Ровно десять минут наша артиллерия обрабатывала немцев, после чего она смолкла, и вперед двинулись танки. КВ и Т-34, не встречая сопротивления, неумолимо, стальной стеной накатывались на немногих выживших немцев, все поле было покрыто горящей немецкой техникой, а повсюду массово валялись тела
Генрих фон Фитингхоф неверяще смотрел в бинокль на происходящее – за какие-то десять минут его корпус перестал существовать, в такое просто невозможно было поверить, но так было. На месте его войск сейчас были только многочисленные дымы от горящей техники, а со стороны противника наступали танки, причем не те, про которые он знал, а новые, явно тяжелые, а ему теперь абсолютно нечем было их встретить. В этот момент к нему подбежал посыльный.
– Господин генерал, пробитый нами вчера проход перерезан, а на нас с той стороны надвигаются русские танки, много, причем их сопровождает большое количество бронетранспортеров с пехотой.
«Это конец! – только и подумал Генрих фон Фитингхоф. – Мой корпус уничтожен, а спереди и сзади накатываются волны русских варваров». Генерал хотел застрелиться от такого позора, но никак не мог на это решиться.
Так в раздумьях его и застала передовая группа 2-го мехкорпуса. О происшедшем Гудериан узнал только на следующий день от немецких разведчиков фон Фитингхофа. Семеро солдат под командованием лейтенанта смогли вырваться из этой ловушки и ночью незаметно пересечь линию фронта.
Жаль, конечно, что вряд ли такой финт получится снова, хотя полностью исключать подобное нельзя, но и так мы преподали немцам очень болезненный урок. Как мы узнали позже, Гитлер объявил в Рейхе трехдневный траур по уничтоженному корпусу. Все же мы уничтожили элиту немецких войск, сейчас в СС существует жесточайший отбор, и там служат только самые лучшие, это намного позже туда начали грести уже всех подряд, даже недомерков.
Спустя еще пару дней я отдал приказ войскам на отход. Занимаемые ими позиции пришли в негодность, и хотя наши потери не очень большие, но когда нет угрозы атаки, по ходам сообщения бойцов отводят назад. В первой линии остаются только пулеметчики и бойцы в потернах, которые надежно защищены от полевой артиллерии противника. Этим простым действием мы сберегали бойцов. Зачем им было сидеть в окопах под вражеским обстрелом, если можно было просто отвести их на вторую линию окопов в сотне метров от первой по многочисленным ходам сообщений.
Тем не менее за эти дни наши позиции были основательно разбиты немецкой артиллерией, хорошо еще, что в воздухе был относительный паритет. Бомбежки, конечно, есть, но не такие, когда враг полностью господствует в воздухе. Наши истребители гоняют немцев, хотя потери там огромные. Несмотря на то, что новые И-18 практически не уступают мессерам в скорости, а по вооружению даже их превосходят, вот только опыт… Немецкие летчики в основном пока превосходят большинство наших пилотов в мастерстве, но это ненадолго, война учит быстро, и те, кто сейчас выживут, быстро станут опытными пилотами.
Оба мехкорпуса после уничтожения нами 46-го моторизованного корпуса немцев отошли назад к линии укрепрайонов и встали сразу за ними, правда, не вместе. Они разошлись в стороны и стали в оперативном резерве.
А тем временем в Москве приняли самолет с Генрихом фон Фитингхофом, которого сразу после короткого допроса в Минске отправили самолетом дальше в столицу, все же это был первый немецкий генерал, захваченный нами в плен в этой войне.
Вот так к середине июля немцы наконец дошли до линии укрепрайонов, где и встали. В этот раз все укрепления были в полном порядке, полностью вооружены, а приданные им войска заняли свои позиции между дотами. Кроме этого линия обороны была усилена старыми танками, которые просто вкопали в землю, разумеется, перед этим добронировав их башни. Пару дней немцы пробовали то тут, то там прорвать линию укреплений, но везде получили отлуп. Все их атаки были с легкостью отбиты, а когда они попытались поддержать их огнем тяжелой артиллерии, то с ними тут же вступили в контрбатарейную борьбу заранее размещенные здесь дальнобойные гаубицы А-19 и МЛ-20. Новые М-10 и М-30, как имевшие меньшую дальность стрельбы, работали по атакующим немцам, а их более старые, но дальнобойные товарки боролись со своими коллегами с противоположной стороны.