Моя горькая месть

Гауф Юлия

Смотрю на нее, и так отчаянно хочется, чтобы согласилась! Рано или поздно ей легче станет, но лучше рано, чем поздно — еще одна чудесно-логическая мысль от Влада Гарая. Рассмеялся бы, если бы мог, но не до того сейчас. Вере хреново, и мне хреново, и душу грызут ее слезы — плачет о ребенке, с которым два месяца всего прожила.

Какая из нее мать? Девчонка совсем. В таком возрасте те, кто рожает детей своих на бабушек скидывают, и не думают о них, а Вера все никак забыть не может. Ну же, любимая, согласись на Париж, сделай мне подарок!

— Полину успокаивает только эта погремушка, —

так она ответила мне, и кивнула на отброшенное мной оранжевое уродство. — Она спокойная, не крикливая, но иногда находит. Плачет без остановки, с ума сводит, и вот эта шумная, совершенно жуткая погремушка ее почему-то успокаивает. Моя палочка-выручалочка, — Вера глаза на меня подняла отчаянные. — Никто не догадается именно такой погремушкой потрясти, чтобы Поля успокоилась. Влад, я с ума схожу, когда представляю, что она лежит там, плачет, и всем плевать. Когда уже ты вернешь ее? Мне нужно чтобы ты скорее это сделал, жизненно-важно, понимаешь?

Значит, Парижем не соблазнить. И нужно придумать что-то иное, но не обещать же Вере сделать нового ребенка взамен старому. Да и не хочу я детей, не с моими жуткими генами размножаться стоит. Лучше остаться веткой без плодов, чем стать отцом ребенка Розмари.

Но против усыновления я ничего не имею, и хотел бы предложить это Вере, но не сейчас. А потом, как забудет она о своей Полине.

Рано или поздно да, забудет. Никуда не денется.

Глава 13

Квартира большая, но я услышала, как открылась входная дверь. Зачем-то опустила крышку рояля, за которым сидела, и пошла в коридор. Я знала, что увижу, будто через стену увидела эту картину.

Столько плакала, столько просила, молила Влада, и наконец-то…

— Мы дома, Вера, — он прижал к себе спящую Польку. Так бережно, так любовно, и я безумно счастлива, что наконец-то те, кто в центре моего мироздания рядом со мной находятся. — Тише, тшшшш, не реви, глупая, ребенка разбудишь. Иди к ней.

И я пошла. Как сквозь туман, щупальца которого ластились к моим ногам. Но я шла, и шла, и шла. А коридор и не думал кончаться почему-то, и на смену неимоверной радости пришла паника. Влад с Полиной стоят у двери, а я не могу добраться до них.

Я ведь об этом мечтала все время: вот она, моя семья! Влад вернул мне Полю, и теперь, когда она в его руках, я могу обрадовать его. Сказать, что Полина — его. Но сколько бы я ни шагала к ним навстречу, сколько бы ни шла, я никак не дойду, я лишь удаляюсь от обоих.

— Подойди! — попросила, но он лишь нахмурился.

Дочь вытянул в руках, мне навстречу, и ждет, что я сама дойду до них.

— Влад, она твоя. Не было у меня никого, Полина — наша с тобой дочь! — закричала, отчаявшись добраться до них, но в ответ получила непонимание — он или не слышит, или слышать не хочет. — Да подойди же ко мне, прошу!

… - проснись.

Вера, — родной голос, нежное прикосновение к плечу и грубый поцелуй — Влад рядом, а все, что до этого было — сон. И если бы я верила в них, я бы испугалась…

Хотя я итак испугалась так, что зуб на зуб не попадает.

— Кошмар приснился? Расскажи, — Влад прижал к себе, теплом окутал, но я не могу согреться.

И не из-за сна. Дурное предчувствие — вот, что изводит меня. Я будто раскаленный воздух вдыхаю, смотрю на голубое небо, но понимаю — через секунду обрушится ливень невиданной силы, и нужно бы укрытие найти, чтобы спрятаться.

Мне есть, где спрятаться — рядом с Владом, в кольце его рук, но отвечать на его вопрос стыдно. Рассказать о кошмаре? Так он один на всю жизнь — что ребенка не увижу, но снова говорить об этом я не смогу. Не сейчас, иначе я просто расплачусь, и до рассвета не остановлюсь.

Мы оба это проходили уже. И истерики мои, и срывы, и пробуждения среди ночи. Влад старается вернуть дочь, и я вижу это, но пока все, что получила — это несколько фотографий, сделанных, видимо, продажной нянечкой.

А потому я просто зажмурилась, что есть сил, прижалась к раскаленному мужскому телу, и заснула. Молясь, чтобы больше мне ничего не снилось.

— Отец вернулся в Питер, вечером встречаемся.

— Он знает обо мне? — спросила, затаив дыхание.

— Я не говорил, но, думаю, он знает. Раньше отец в мою жизнь не вмешивался, но в последний год я дал немало поводов, чтобы он снова начал меня воспитывать, — пожал Влад плечами, и допил кофе в один глоток. — Ты не волнуйся, Вер, ничего он тебе не сделает. Скрывать не стану, да ты и сама понимаешь, что папа — не твой фанат, но он ничего не сделает тебе. Хотя бы по причине того, что обидев тебя, он и меня обидит.

Я подошла к плите, и достала кофе. Знаю, что Владу мало одной чашки, и оказалось чертовски приятно готовить для него, смотреть, как он пьет приготовленный мной кофе, есть приготовленную моими руками пищу. Не думала, что быть домохозяйкой может быть приятно, но и в этом есть своя тихая радость.

— Влад, ты только не думай, что я соврала. Просто забыла рассказать, не до того было. Мне Евгений Александрович денег дал, и я взяла. На отъезд из города эти деньги были, а еще именно он помог документы сделать, — призналась, стоя к нему спиной, в глубине души ожидая, что сейчас разразится буря. — Я бы вернула все до копейки, но их украли те, кто Полину забрал. Или полицейские, или опека, я точно не знаю.

— Сколько? — голос Влада звучал спокойно, и я обернулась к нему.

Не злится, а к злости я привыкла, и за эти десять дней сложно принять иное обращение — ласковое, трепетное даже. Все такое же одержимое, но не пугающее больше, а приятное, любовью согревающее.

— Сколько, Вера? Я сам верну их ему.

— Да не знаю я, не заглянула в конверт. На столе лежал, а после ухода этих, — плечами пожала, и турку с плиты сняла, — конверта и след простыл.

— Ладно, я разберусь. А ты в голову не бери, не уехала — и это главное. А деньги — мелочь, — отмахнулся Влад, перед которым я поставила чашку кофе.