Моя идеальная

Не убила тогда? Убивает сейчас.

Прохожу мимо неё, глядя прямо перед собой. Нельзя смотреть на неё.

Нельзя!

В последний момент скашиваю взгляд в сторону и захлёбываюсь собственной кровью, когда замечаю её потухший взгляд и чёрные круги под глазами.

Нельзя!

Иду в обратном направлении, ускоряя шаги. Не оставляю себе шанса обернуться. Когда пятно света от фар остаётся далеко позади, шумно выдыхаю.

И какого хрена сейчас произошло? Что Миронова здесь делает?

На

шею бросилась, как будто мы пару дней не виделись, и она скучала.

Блядь, я тоже. Каждую грёбаную секунду тоска изнутри жрала.

Сквозь шум дождя и вой ветра слышу топот ног, но шаг не сбавляю.

— Артём! — вопит сзади, но я упорно продолжаю идти.

Нельзя…

— Артём, подожди! — опять доносится такой знакомый голос.

Не реагирую. Если остановлюсь, то сдохну на месте без единого шанса на воскрешение.

Ну почему сейчас? Когда я только решил жить дальше? Почему не вчера? Когда я готов был жизнь положить, лишь бы она рядом была?

За собственными раздирающими мыслями едва улавливаю посторонние звуки. Топот. Глухой удар. Всплеск воды.

— Тёма, пожалуйста!

— Блядь! — торможу так резко, словно кто-то поводок на себя натянул, когда слышу слёзы и мольбу в её крике.

Она и натянула. Всегда, сука, держит.

Стою, всматриваясь в густую темноту, но вижу только её лицо.

Сука! Да что за херня? Почему я не продолжаю двигаться? Какого хера застыл на месте? Надо просто продолжать идти. Или даже бежать. Знаю, что она не догонит.

Стою и молчу, продолжая сканировать тёмную улицу. Шумно дышу, с трудом вынуждая лёгкие продолжать функционировать.

Настя тоже ничего не говорит. И не приближается. По крайней мере, шагов я не слышу.

А что, если с ней что-то случилось? Вдруг голову разбила или ещё что? В этом непроглядном мраке и чёрт ногу сломит.

Нельзя!

Делаю шаг и...

— Иди домой, Настя! — рычу, перекрывая завывающий ветер и дробящиеся об асфальт капли.

Тишина... Долгая...

Напрягаюсь до предела. Все мышцы на грани. Мотор на разрыве.

Надо просто уйти и жить дальше. Меня не должно волновать, что с ней может произойти. Пускай женишок о ней и заботится.

Блядь!

Сжимаю едва сросшиеся пальцы в кулаки. Скриплю зубами.

Нельзя! Нельзя, блядь!

— А у меня больше нет дома! — долетает до меня её крик. И столько отчаяния в нём, что на стену впору лезть. — Ничего у меня больше нет! Ни дома! Ни семьи! Ни денег! Ничего не осталось! Даже телефона нет! Только машина и одежда, что на мне! И ничего больше! Слышишь меня, Артём?! Без тебя у меня ничего не осталось!

Слышу. И слёзы в её дрожащем голосе слышу.

Вот только какого хрена всё это значит? Какого хуя произошло? И что за херня творится сейчас?

Не позволяю себе подойти к ней. Даже обернуться, сука, не позволяю. Тяну броню, пока давить не начинает. Надо как-то выживать. Просто пройти через это.

Просто? Ни черта это не просто.

— Значит, к женишку своему топай! Он всегда примет! Даже после измены не отказался!

Делаю больно нам обоим.

Знаю, что и ей тоже.

Всё

ещё глаза её помню, когда сказал, что ненавижу. Это самое ужасное, что мне приходилось видеть в своей жизни. Даже не смотря на собственный разлетевшийся в дребезги мир, простить себя не мог, что сказал ей это. Был уверен, что видел боль в её взгляде до того момента. Как же я ошибался. Это была только вершина айсберга. А потом я окунулся в настоящий океан, который в её зрачках бушевал.

— И жениха у меня больше нет! Сказала же, что мне некуда идти! Ничего не осталось! Никого у меня больше нет!

Сердце разрывается от натуги. Грудную клетку распирает так, что она разорваться готова. Перестаю дышать, когда задаю очередной вопрос, всё так же стоя к ней спиной:

— И куда же он подевался? Неужели бросил, когда запалил, как ты с очередным студентом в лю... — нет, даже произнести не могу. — В чувства играешь?

Сзади раздаётся истеричный смех, играя на моих из без того воспалённых до грани нервах. Те её слова слишком сильно зацепили, хотя и не поверил в них.

— Я ушла от него! Разорвала помолвку! И из дома тоже! Потому что... — самая долгая и тяжёлая пауза в моей жизни. — Потому что я люблю тебя, Артём! Тебя люблю! Слышишь? Всегда любила! И сейчас люблю! И чтобы ни случилось, не перестану любить!

Секунда на вдох. Вся жизнь на выдохе. Снова.

Поворот на сто восемьдесят градусов.

В плотной черноте ночи и пелене дождя различаю только смазанное светлое пятно её волос и футболки. Иду на свет. Точнее бегу. Врезаюсь в неё, не рассчитав скорость. Миронова отлетает назад, но я тут же ловлю её за руки. Не позволяю упасть.

Никогда больше не позволю...

Не то что глаза, черты лица рассмотреть не удаётся.

Даже её призрак в моей квартире определялся чётче. Единственное доказательство, что это не фантом — дрожащие ледяные запястья в моих пальцах.

— Скажи ещё раз!

Но она молчит.

Блядь, я должен увидеть её лицо. Понять, что творится. По глазам прочесть.

— Повтори это, Настя! Скажи снова! Скажи, блядь! — ору, вцепляясь руками в её плечи, и сжимаю до боли. Вдавливаю пальцы, оставляя синяки. Намеренно это делаю. Потому что самого, сука, в очередной раз растаскивает. Раздирает. Рвёт на части. Она коротко вскрикивает. Слегка ослабляю хватку. — Повтори это слово! Не молчи, блядь!

Её ладони мнут и сжимают шелестящую ткань моей куртки, а потом отпускают и медленно ползут вниз.

Не позволяю. Хватаю и прикладываю туда, где колотится взбеленившееся сердце.

— Скажи, малыш. Прошу, повтори это снова. — голос срывается.

Сам себе обещал, что больше никаких нежностей. Вообще ни с кем. Но ведь это ОНА... С ней по-другому не выходит.

— Я люблю тебя, Артём! — кричит мне в морду. Всё ещё ни черта не могу разглядеть, но чувствую её дыхание на подбородке и вибрацию на горле. — Люблю! Люблю! Люблю! Буду повторять, сколько надо, чтобы ты понял! Чтобы услышал! Я люблю тебя, Северов! С первой встречи! С первого взгляда и слова люблю! И до последнего вдоха любить буду!