Моя идеальная

Мирная Настя

Таскает меня сейчас знатно.

Пока из комнаты в комнату хожу, везде призрак её высматриваю и шумно выдыхаю, когда он так и не появляется.

Уверен был, что уже конкретно так долбанулся.

Как какой-то шизик, постоянно подхожу к двери ванной и слушаю шум воды. Всё ещё боюсь, что она исчезнет. Что всё это долбанные глюки или пьяный бред.

Надо в магазин сходить и продуктами затариться. Да и у Насти реально ни хрена кроме мокрых шмоток нет.

Ладно по квартире, а из дома в чём выходить?

На

учёбу я собираюсь вернуться. Теперь не то что смысла сваливать нет, дохуя причин остаться.

Вашу мать! До сих пор не верю, что теперь смогу её по всем коридорам зажимать не скрываясь. Никаких больше пряток и игр в шпионов. Моя. Только моя и ничья больше. И похер на боль. Тогда вытянул и сейчас выгребу. Завтра она всё расскажет. Придётся силой выбью. Не позволю больше молчать.

Набираю воду в чайник и ставлю на плиту. Коноёбит до сих пор, несмотря на то, что тряпки мокрые скинул и сухие спортивки натянул. Зависаю, тупо глядя на газовое пламя. Уже и не помню, когда в последний раз пил что-то, кроме бухла и воды. Сука! Я всё ещё учусь с нуля жить.

Вздрагиваю и покрываюсь мурахами, когда горячее тело прикасается ко мне со спины. Даже шагов её не слышал.

Моя девочка обнимает меня, совсем как в тот последний раз. Цепляюсь трясущимися пальцами в её руки и не отпускаю.

— Тём. — расползается дрожью по спине её тихий шёпот.

Мотор колбасит, швыряя из стороны в сторону. Дыхалка срывается. Чувствую полотенце на пояснице и голую кожу выше.

И как мне сейчас хуйни не натворить?

Забив на всё, держу своё слово. Пока сама не попросит. Помню и держу. И не только поэтому. Другие причины есть.

— Что, малыш? — хриплю и тут же давлюсь собственным голосом.

— Я люблю тебя. И... — с шумом выдыхает мне в спину. Обжигает. Срывает кожу, оставляя оголённые нервы. — Я так скучала по тебе. По твоему запаху, губам, глазам и рукам. По твоим поцелуям, объятиям и прикосновениям. И... Блин! По тому, что ты делал той ночью.

Блядь! Сука! Вашу мать! Это же не то, о чём я думаю? Вся кровь опять в паху. Мозги в кашу. Или то?

— Что ты хочешь этим сказать, Насть? — выбиваю сквозь сжатые зубы и, поворачиваясь в кольце её рук, которое она так и не разрывает, смотрю в глаза.

И читаю в них ответ. Но всё ещё жду.

— То, что говорю, Артём. — голос спокойный, несмотря на дрожь. — Сделай так снова.

И только теперь она заливается краской и утыкается мне в грудную клетку.

Вашу ж мать! Это всё ещё моя идеальная девочка. И пусть она стала крепче. Любую люблю. Но как?.. Как, блядь, только на этом и тормознуть? Каждую секунду её хочу.

Похер. Справлюсь. Не впервой. Это же моя девочка. Моя Настя. Моя любимая.

Хватаю в охапку и несу в спальню. Как и тогда. Только теперь на мне одежда, а на ней полотенце. Роли поменялись.

Опускаю на кровать с той

самой, сука, нежностью и впиваюсь в рот. Не спешу. Обвожу по контуру языком. Пробираюсь в ротовую полость. Глажу и ласкаю. Пытаю и насилую. Мягко и нежно. Дико и жадно. С голодом и со страстью. С любовью и с жадностью. И всё это в одном поцелуе.

Руки держу по обе стороны от её головы. Даже прижаться к телу себе не позволяю. Сорвусь нахер с катушек. Держусь. Контролирую. Месяц вытерпел и сейчас смогу.

Опускаюсь на локти и перекидываю вес на одну сторону. Развязываю узел на полотенце и в который раз охуеваю от её тела. Смотрю, как, сука, в первый. Только сейчас снизу иду.

Синяка на ноге давно не осталось. Ползу глазами дальше. Замечаю тёмные пятна на бёдрах.

Перестраиваюсь со слепой похоти на холодную голову. На рёбрах тоже синяки.

До зубного скрежета стискиваю челюсти.

Выше.

Тёмные пятна на груди и предплечьях.

Сжимаю кулаки до хруста.

Я убью его! На кровавые ошмётки раздеру! Кровью суку умою!

Срываюсь с кровати и, подлетая к стене, щёлкаю выключатель. Спальню заливает свет.

— Артём, ты чего? Что случилось? — шелестит, натягивая на грудь одеяло.

Так же молча возвращаюсь к постели и сажусь на край. На её плечах красные отпечатки.

Да, это я оставил, когда повторить, что любит требовал. Скотина, знаю.

Но на руках виднеются более крупные и тёмные синяки.

Вырываю одеяло из её пальцев.

Несколько на груди. На бёдрах и талии до хрена.

Это какой тварью надо быть, чтобы такое сделать?

Закрываю глаза. Втягиваю кислород через нос, перерабатываю и со свистом выпускаю. Обвожу каждый кончиками пальцев. Всё ещё ни слова не произношу.

Разорвёт на хрен.

Настя следит за моими движениями и шумно выдыхает.

— Не надо, Артём.

— Это он сделал?! — рычу, крепче сжимая челюсти.

Главное не сорваться сейчас. Знаю, что моя девочка не виновата.

Раздаётся ещё один громкий выдох. Тяжёлый вдох, от которого её грудь раздувается и поднимается выше.

— Не молчи, Насть. Только не молчи сейчас, пожалуйста.

— Да. — одно единственное слово выдыхает, а меня на части растаскивает.

И я взрываюсь.

— Блядь, я урою этого гандона! Всё ебало размозжу! За каждый синяк, сука, ответит. Все рёбра пересчитаю! Тварь! Гнида! Нос в череп впечатаю! В крови утоплю ублюдка! Живьём в землю закопаю и буду ждать, пока сдохнет! — ору, меряя шагами комнату.

Прикладываю кулак к губам, чтобы не завыть.

Как он посмел? Мою девочку!

Подлетаю к шкафу и натягиваю первую попавшуюся кофту.

— Не надо, Тём. Прошу, не уходи сейчас. Ты нужен мне. Рядом нужен.

Миронова обнимает за торс и сжимает так крепко, что рёбра хрустят. Не отпускает.