Моя история любви
Шрифт:
Вот почему я никогда не была примадонной. Я начинала с того, что мне не доставалось ничего. Моя философия была такова: никогда не жалуйся, когда тебе становится тяжело, даже когда все становится еще хуже. Просто прими то, что есть, и продолжай идти вперед. Научись пользоваться тем, что у тебя есть – хорошее или плохое, – и найди способ заставить это работать на тебя.
Бэк-вокалистки и я всегда старалась не падать духом, и нам было здорово вместе. Мы были все время в разъездах, поэтому наша дружба была для нас единственной отрадой в жизни. Мы были как сестры. Робби Монтгомери, одна из айкеток (сейчас известная как основатель ресторана со сладостями под названием «Sweetie Pie’s») одалживала мне деньги, потому что знала, что Айк никогда
Мне нравилось танцевать с этими девчонками, и иногда это было единственной отдушиной. Мы постоянно репетировали, даже в машине, добираясь от одного места выступления до другого, усердно работали над нашей хореографией, придумывая движения или заимствуя их у других исполнителей (Sham, Ba, Ba, Ba, Ba, Freeze, Freeze, Turn! You go up, I come back.). Пони, наша фирменная поступь (не помню точно, откуда мы взяли ее), была задумана как подражание пони, когда девушка едет на нем верхом. При этом девушка сидит, а пони перескакивает с ноги на ногу, подпрыгивая. Для нас поступь пони была способом передвижения по сцене. Так мы двигались вперед и назад поперек сцены. Майкл Джексон подобным образом использовал свою лунную походку. Нам действительно нравилось, когда Айк включал очень динамичную музыку. Тогда мы говорили: «Oh, ho, it’s on the track tonight». И нужно быть великим танцором, чтобы двигаться в таком темпе. Мы хорошо проводили время, демонстрируя зрителям, на что мы способны.
Мы также любили продумывать свой имидж. Методом проб и ошибок мы учились выбирать костюмы, подчеркивающие нашу динамику и привлекающие внимание к нашим ножкам. Чем короче, тем лучше. Следить за своей прической в постоянных разъездах было проблемно, особенно при отсутствии гримерной. Мои отношения с волосами не сложились еще в детстве. Я готова была вырвать свои косы из-за того, что волосы сильно путались и были очень пышными, никак не желая укладываться в прическу. Когда я подросла, то стала выпрямлять их, проводя в парикмахерской не один час, подвергая себя воздействию агрессивных химикатов, в то время как парикмахер вытягивал и вытягивал мои волосы, чтобы избавиться от завитков. И вся эта процедура могла оказаться бесполезной. Когда у вас от природы черные вьющиеся волосы, вы поете, танцуете и при этом, конечно, потеете, эти самые волосы все равно снова вернутся к своему естественному состоянию, какие бы усилия вы ни прилагали.
И однажды случилась неприятность, которая благотворно сказалась на моем дальнейшем имидже. Именно это подтолкнуло меня впервые попробовать надеть парик. Я и айкетки были в парикмахерской. И так вышло, что парикмахер немного передержал осветлитель волос на моей голове. От такой чрезмерной заботы волосы начали ломаться и выпадать. Да это же катастрофа! Как раз в ту самую ночь у меня было выступление! Ничего не оставалось, кроме как скрыть все это безобразие под париком. Парик стал для меня спасением, но не более того. Мне нравилось, как я в нем выглядела, как волосы повторяли мои движения, они были прямые и красивые, держали укладку, чтобы я ни делала.
Это случилось в начале 60-х. Тогда парики были примитивными, волос на них было много, они были тяжелые и грубые. Мне не хотелось выглядеть так, как будто я напялила на себя копну искусственных волос. Поэтому я научилась маскировать парик под натуральные волосы. Сначала я убирала волосы в определенных местах, и так парик стал выглядеть более прилично. Затем брала иголку и вшивала прядки, располагая их там, где, как мне казалось, не хватало объема. Я покупала волосы высокого качества, и в конце концов благодаря моей искусной доработке мои парики были лучшими в шоу-бизнесе. Мы выступали в них, потом мыли и укладывали после выступления, и на следующий день они уже были готовы к работе.
Айк возложил контроль за такими вещами на меня, но за музыку отвечал сам. Хотя в шоу-бизнесе я была новичком, у меня все же было свое представление о том, как использовать
Мой голос нельзя назвать стандартным «девичьим» голосом, поэтому меня вдохновляли популярные в то время исполнители-мужчины. Моим абсолютным фаворитом был Сэм Кук. Мне посчастливилось увидеть его выступление в театре Ховард в Вашингтоне в 1960-м. Он, пожалуй, был самым красивым темнокожим мужчиной, которого я когда-либо видела, не считая Хэрри, мою первую любовь в старшей школе.
Я ходила на его выступление с одной из девушек-айкеток. Зал был забит. Сэм Кук стоял на сцене и пел. Он был одет в шикарный континентальный костюм хорошего кроя, под расстегнутым пиджаком виднелась рубашка. Для укладки волос он никогда не использовал всякую химию – его волосы выглядели натуральными. Он пел «Darling, you send me». И в этот момент он был просто само совершенство. Я была зачарована. И вдруг я поняла, что как под гипнозом я иду к сцене. Как раз в этот момент девушка, сопровождавшая меня, потянула меня за руку, сказав: «Баллок [так меня называли], я сейчас прибью тебя! Что ты делаешь?» Все вокруг как будто сошли с ума. Сэм Кук был первым исполнителем, который производил такое впечатление на зрителей. Они просто таяли от его голоса.
В конце концов у меня даже появилась возможность пообщаться с ним лично в одном из отелей в Майами. Мы были в одном бассейне, и он подошел, чтобы поговорить со мной. Меня удивило, что Сэм Кук знает меня, хотя он сделал это просто из сочувствия. Некоторые люди видят, когда тебе грустно. А мне тогда было очень грустно. Возможно, потому что Айк что-то замышлял. Но этот день стал особенным, потому что сам Сэм Кук уделил мне внимание. Некоторое время спустя я узнала, что он скончался. Айк сообщил мне плохую новость о том, что его убили. Я благодарна судьбе, что она подарила мне момент встречи с ним. Я до сих пор думаю о нем и его прекрасном голосе.
Мне нравился Рэй Чарльз. Он действительно знал, как раскачать публику, когда пел «What’d I Say» с группой Raelettes. Как только он выходил на сцену, все вскакивали и начинали танцевать. Его духовный мир был другим. Не тем традиционным церковным миром. Все, что он имел, он принес с собой в этот мир. Он был неподражаем.
Многие темнокожие исполнители были по-своему креативны. Например, Отис Реддинг, исполнитель соул-музыки с такими песнями, как «The Dock of the Bay». А также Джеймс Браун. Помню, как он пел в «Аполло». Он вышел на сцену со своей походкой «враскоряку» и показал свой знаменитый шаг под названием «Mashed Potato» (позже я переняла это у него). Публика была без ума. Никогда не видела темнокожего в светло-зеленом жакете. Он на самом деле производил впечатление на меня. Да и на всех остальных тоже. Люди были от него в восторге.
У всех этих исполнителей, о которых я вам рассказала, было что-то особенное. Вот почему белые люди, которые приходили на их выступления, больше не могли слушать поп-музыку. Им нравилось то, что делали темнокожие, и в конце концов благодаря этому рождались новые направления в музыке.
Слушая музыку таких великих исполнителей, я вырабатывала чувство собственного стиля, и мне не нравился тот стиль исполнения, который навязывал мне Айк. Он поощрял пение в стиле «Hey, Hey, Heying» и еще рычание в микрофон. Все это напоминало какую-то проповедь. А мне хотелось петь, действительно петь, тем самым самовыражаясь, раскрывая свою натуру. Мне хотелось, чтобы мое пение звучало более мелодично. Но мне не позволяли использовать свой голос так, как я этого хотела.