Моя команда
Шрифт:
12. Бурление вокруг Бекхэма
«Познакомиться с прекрасным человеком вроде вас — это большая честь».
Я ожидал этого события всего 27 лет. Было 1 сентября 2002 года, 9.30 утра, и в этот момент родился наш второй сын, Ромео, — младший братик для Бруклина. Их папа еще хорошо помнил, как он мечтал о младшем братишке, когда рос с двумя сестрами. Следовало бы спросить на сей счет кого-то более осведомленного, нежели я, почему мне всегда хотелось иметь в доме для компании еще одного мальчика. Должно быть, дело тут посложнее, чем одна только потребность в ком-нибудь, пусть даже небольшого росточка, кого можно было бы поставить на ворота в садике за домом. И не стоит думать, будто я не любил Линн и Джоан. Доподлинно мне известно единственное: когда нам сказали, что наш будущий
У сестры Виктории, Луизы, с которой мы очень близки и все время видимся, есть маленькая дочурка по имени Либерти. Бруклин играет с нею с тех пор, когда они оба были совсем крошками, поскольку между ним и Либерти — всего несколько месяцев разницы в возрасте. Возможно, именно поэтому с того самого момента, когда мы узнали, что скоро у нас появится очередной ребенок, Бруклин всегда считал, что ему готовят младшую сестренку. Что касается имен для новорожденных, то мы с Викторией все спланировали заранее — у нас наготове были два варианта: Парис и Ромео. Окончательное решение оставили за Бруклином:
— Ты хочешь поздороваться с маленьким Парисом?
Бруклин прижал свою головку к животу Виктории. Он был взволнован не меньше нас. Мы подумали, что объяснения могут подождать до тех пор, пока новорожденный не появится на свет. Тем не менее, одной из самых больших странностей в нашей совместной жизни являются те разнообразные, но одинаково неведомые способы, благодаря которым некие сугубо личные сведения — или их искаженная версия — становятся достоянием общественности. Однажды Бруклин отправился вместе с Викторией делать покупки. Они зашли в аптеку, и пока Виктория что-то рассматривала в витрине, леди, стоявшая за прилавком, спросила у нашего сына:
— Ну, и как поживает новый ребеночек твоей мамочки?
Бруклин, должно быть, с первого взгляда запал на эту женщину, потому что, не раздумывая, радостно сообщил ей, что вот-вот заполучит маленькую сестричку по имени Парис. Потребовалось приблизительно 24 часа для того, чтобы эту информацию подхватили в газетах как непреложный факт — Бруклин, надежный источник трех лет от роду, сделал официальное объявление по поводу предстоящего пополнения семейства Бекхэмов. И дело вовсе не в том, что мы стремились кого-то одурачить — на той стадии мы и сами не знали, будет ли наш новый младенец мальчиком или девочкой (Не знали, но предложили Бруклину сделать выбор из двух мужских имен! — Прим. пер.).
Однако в любом случае то обстоятельство, что газетные колонки светских сплетен и разные компиляторы слухов неправильно изложили факты, мы сочли недостаточной причиной для того, чтобы исправлять их россказни.
Мужьям это дело дается легко, не так ли? Будущий отец совершает лишь то, чем он в состоянии реально помочь, и с нетерпением ждет появления на свет нового человечка. Что же касается Виктории, то она, прежде чем приходит этот день, должна в течение девяти месяцев вынашивать ребенка. Я обожаю облик Виктории, когда она беременна; обожаю ее заботы о том, еще скрытом пока, существе, которое невероятно дорого для нас обоих; обожаю разделять с ней все неизбежные перепады настроения, надежды и опасения. Но будущей маме все это дается по-настоящему трудно, причем большинства тонкостей мужчинам просто не дано до конца понять. Я лично убедился (и теперь уже дважды), насколько эмоции Виктории, ее тело в целом и каждый орган, ее гормоны — словом, все переворачивается вверх дном в процессе беременности.
Ромео, как и его старший брат, появился на свет в лондонской больнице «Портленд». Кое-что для нас упростилось благодаря тому обстоятельству, что мы уже побывали там прежде. Я, к примеру, знал, как прокрасться в «Портленд», оставшись незамеченным: мы припарковывались за углом больницы, я забирался и багажник, и таким образом мы преодолевали последние несколько сотен ярдов до черного хода. Но каждый ребенок отличается от прочих, и я не могу себе вообразить, что весь этот процесс когда-либо станет обычной рутиной. В случае с Ромео мы слегка запаниковали и самую последнюю минуту, когда доктор неожиданно изъявил Виктории, что должен сделать ей кесарево сечение уже на следующее утро. Ведь это означало, что накануне вечером я должен был срочно выехать из Манчестера, чтобы вовремя попасть в больницу. Да и сам этот день, конечно же, отчетливо врезался в память — он из тех, которые я никогда не забуду.
Заранее ты себе воображаешь, что коль однажды видел, как приходит в этот мир твой первенец, то будешь эмоционально готов, когда это случится снова. Но для меня это оказалось совершенно не так. Когда Ромео впервые подняли на руки в операционной и я увидел его в лучах света, чувства волнения и счастья, гордости и благоговейного страха нахлынули на меня точно так же сильно, как это было три года назад, при рождении Бруклина. Все выглядело так, словно это чудо снова произошло впервые. У меня перехватило дыхание от того, насколько я в эту минуту боготворил Викторию и нашего сыночка — новенького, с иголочки. Я чувствовал, как мое сердце ширится, — словно для того, чтобы в нашей семье образовалось место для новой жизни.
Но наилучшему мгновению еще предстояло настать. Пока мы находились в операционной, о Бруклине заботилась моя мама. В первый раз он смог взглянуть на своего младшего братика примерно через пол часа после того, как Ромео родился. Для меня это тоже был важный момент — я впервые увидел их обоих вместе. И испытал самое замечательное чувство — Бруклин смотрел на это крошечное существо, завернутое в пеленки, и просто таял. Он был так нежен с Ромео, так полон любви. Бруклин потянулся к своему новорожденному братику и погладил ему лобик — легчайшим прикосновением. Я стоял, наблюдая за этой картиной. Не было никакой нужды говорить Бруклину, чтобы он был осторожен, — ему исполнилось только три года, но у него уже хватало ума, чтобы понимать, насколько нам всем дорог Ромео. Между ними сразу установилась связь. Мне кажется, она возникла с первой секунды и с тех пор никогда не прерывалась. Я всегда хотел иметь младшего брата. А теперь я смотрел на своего старшего сына и чувствовал уверенность, что его отношение к Ромео окажется точно таким же, каким оно было бы у меня. Передо мной — два моих мальчика, которые вот уже несколько минут вместе, они соприкасаются, у них есть собственный маленький мир, а их папа никогда не чувствовал себя таким счастливым, никогда не испытывал такую гордость.
Меня очень согревает ощущение того, что эти два мальчика всегда со мной — даже когда я вне дома. Причем они не только в моем сердце. После рождения каждого из них я вытатуировал их имена у себе на спине. Есть там и ангел-хранитель, который заботится о них обоих. У моего отца тоже были три такие татуировки, так что эта идея существовала у меня еще с тех пор, как я был ребенком. Что касается отца, думается, это были в некоторой степени отголоски его подросткового бунта. Я знаю, что он в свое время цеплял клипсы на уши, пока об этом не узнал дедушка. Мой вариант данного поступка таков: когда мне стукнуло пятнадцать лет, я проколол себе ухо в ювелирном магазинчике на Чингфорд-маунт. Папа чуть не сошел с ума:
— Для чего ты это сделал? И что скажут люди, когда ты выйдешь играть в футбол с серьгой?
Что же касается моего маленького серебряного колечка, папа был им доволен примерно в такой же степени, как давным-давно радовался его отец, когда отобрал пластырь, скрывавший первую папину татуировку. Будучи мальчиком я иногда говорил, что хочу сделать и себе нечто подобное. Мама всякий раз вздрагивала, но папа, как вы понимаете, вел себя достаточно спокойно. Я редко возвращался тогда к этой теме и никогда не настаивал; думается, я чисто интуитивно ждал подходящего момента. Я никогда не делал себе какую-то татуировку только потому, что мне понравился конкретный узор — я вообще не думал о тату, как об элементе моды. Окончательная идея пришла намного позже, уже спустя некоторое время после того как родился Бруклин. Я поговорил с Мелани Б и ее тогдашним мужем, Джимми Гулзаром, после чего появились и темы для татуировок. Закончилось это моим походом к одному голландскому парню, который сделал нечто подобное для Джимми. А я, наконец-то, уяснил, что, на мой взгляд, что должны представлять собой татуировки и чему служить. Все мои — о людях, играющих важную роль в моей жизни, — о моей жене и сыновьях, с которыми я всегда хочу быть рядом. Когда вы видите меня, то видите и татуировки, видите наглядное выражение того, какие чувства я питаю к Виктории и своим мальчикам. Они — частица меня».