Моя крайность
Шрифт:
— Иди, Юр. Мальчика-колокольчика не включай, это физиология.
На самом деле, особо четкого плана я не имею, да и тема весьма щекотливая, о таком обычно мамы рассказывают, но я старательно держу марку, говоря вроде с сознанием дела. Натянув улыбку, как некую маску, я довольно-таки настойчиво стучу по плохо выкрашенному дверному наличнику.
— Даш, это Маргоша…соседка. Откроешь?
Раздаётся короткий щелчок и передо мной открывается дверь, не широко, а совсем немного, так чтобы в образовавшееся отверстие смогла протиснуться рука,
— Дверь закрой. Не хочу их видеть, ни-ко-го, — понуро опускает взгляд в пол, усаживаясь на край ванны.
Я присоединяюсь к ней, придвинувшись максимально близко, и не потому что стараюсь побыстрее наладить контакт, а потому что крошечная ванная комната не позволяет находиться в ней сразу нескольким людям.
— Тебя кто-то обидел?
В ответ она нервно трясёт головой, и густые волосы ниспадая волной, закрывают ей лицо, пряча от меня и заплаканные глаза, и раскрасневшийся от плача нос.
— У тебя кровь?
— Да-а, — вдруг оживившись, выкрикивает она. — И девчонки сказали, что я теперь умру.
— Глупости. Теперь они все умрут от зависти. Твоё тело изменится, вырастет грудь, — украдкой смотрю на свою и понимаю, что не сильно она выросла в пубертатный период. — Ты станешь другой — взрослой, — подбирать правильные слова оказывается слишком сложно. — Девушкой, а не девочкой. Месячные — это не болезнь и никакой угрозы не представляют.
Разговор выходит сумбурным, но и то всё лучше, чем полное неведение. Ведь Дашкина мама не удосужилась посвятить её в девичьи секреты, беспечно променяв эмоциональный баланс ребёнка на бутылку.
— Спасибо, — поблагодарив и поймав меня за руку на самом пороге квартиры, Юрка вручает конверт.
— Что это?
— Документы на мотоцикл, — помедлив, сухо продолжает он. — Байк правда разбит, не в хлам, но капиталочка ему светит. Макеев далеко не урод и уж тем более не опустится до попрошайничества. Думаю будет справедливо возместить хоть часть за ремонт. От меня он денег не возьмёт.
— Аналогично, он знать меня не хочет, — кажется, я на физическом уровне чувствую тяжесть, переданного мне свертка, хотя он практически ничего не весит. И я поспешно возвращаю его. — Слишком гордый.
— Возьми, — в очередной раз протягивает конверт с деньгами. — И даже не упрашивай взять его обратно, я же не откажусь.
— Счастливо, — крепче сжимаю пальцы, до конца не понимая, как отдать Максиму предложенную Котовым взятку.
Глава 33 "Любишь жёстко?!"
Максим
Вечер, впрочем, как и сама игра безвозвратно испорчены ее приходом. Зачем только притащилась сюда? Как блоха доставучая, что грызет пса бездомного, а он все что может сделать, так только кусать собственную шкуру, в надежде извести паразита.
Ведь объяснил все по-человечески еще в пятницу, когда вопреки дикому
Но судя потому что она здесь, ее не проняли ни слова оскорбительные, ни грубые просьбы оставить меня в покое, а именно этого хочет мой разум, каждый раз проигрывая телу, что тянется к Марго в изголодавшемся порыве. Лучше не заигрываться и не доводить до едкого разочарования, которое как горький осадок будет отдавать терпкостью при любой нашей встрече. Обостренного чувства собственного ничтожества я не переживу, если испорчу Крайнову, но и видеть, как она постоянно не дружит с головой — выше моих сил.
Но если каждый раз впрягаться, думать за неё и отваживать потенциальных претендентов на всю Марго сразу — это будет выглядеть, как ревность. К чертям видимость, ведь изнутри я давно изъеден неистовым ревностным зверем.
Снова злюсь, заводясь с пол оборота при виде хрупкой фигурки, сидящей на самой ближней к площадке скамейке. Немаленькая трибуна для обычной дворовой спортивной площадки абсолютно пуста, но Маргарите, видимо, нужно привлечь максимум внимания к своей персоне. Набить мне очередную болезненную оскомину своим близким присутствием.
Сама невинность: голые ножки, одетые лишь в крошечные, почти кукольные шортики, сведены вместе; вплотную прижатые острые, слегка худощавые коленки друг к другу. На плечи небрежно накинута джинсовая рубашка, а под ней довольно-таки откровенная майка с глубоким вырезом.
Странно, но даже на таком приличном расстоянии я подмечаю все детали. И готов поклясться, Маргарита так вырядилась неслучайно.
В руках зажат картонный стакан из ближайшей кофейни и я начинаю ощущать нестерпимую жажду, вот только кофе тут явно мне не помощник. Стараюсь не смотреть в её сторону, но абсолютно уверен — выходит халтурно, надежда лишь на то, что Маргарита следит за игрой, а не моими реакциями.
Пофиг, доиграем безразличие до конца, с гордо поднятой головой.
— Макеев, тебе яйца что-ли мешают играть?
Захар кидает пас от груди, намеренно совершая передачу мяча сверху вниз, которую я не в силах принять руками как положено, ввиду назойливого присутствия девчонки. Ведь та теперь не только в моей голове, но и перед глазами маячит чаще, чем белые мушки у страдающих потерей сознания. Шум в ухе, в которое прилетает мяч, раздражает куда меньше, чем гогот пошляков, решивших осмеять мою растерянность.
Всегда собранного Макеева вдруг словно подменили и моим товарищам не понять столь разительной перемены.
— Ты либо с нами доигрывай по-человечески, а никак рукожоп. Либо иди играй в бильярд со своей красоткой.
— Заткнись, — лёгким, но не лишенным напряжения движением пасую мяч, всерьёз уже потеряв осмысление игровой ситуации. А лажать я не люблю, ни в чем…Иногда полезно отступить, чтобы не потерять контроль безвозвратно.
— Да, Макс. Луза уже здесь, пора закатить шары.