Моя купель
Шрифт:
Идут и идут грузовики, наполненные зерном. Это с тех полей, где удалось вырастить полезащитные насаждения, создать травяные кулисы и внедрить безотвальную обработку почв: Яркуль, Новые Ключи, Чумашки, Лягуши, Чигиринка, Дружинино... Мне довелось побывать на полях этих деревень. Там трудятся коренные старожилы Кулунды. Да что и говорить, наученные долголетним опытом борьбы за хлеб, они умеют выращивать зерновые даже в такое засушливое лето.
Идут и идут к элеватору грузовики. Конечно, не сплошным потоком, как бывало в урожайные годы, когда на элеваторных площадках перед амбарами вырастали высокие бурты зерна, такие высокие, что без лестницы на них не заберешься. Гряда за грядой, холм за холмом, словно цепь гор и сопок. Над гребнями взвивались знамена победителей. И кумач
Хлеб — боец! Хлеб — политик! Хлеб — дипломат! В хлебе энергия жизни!
Здесь, на Элеваторной улице, живет Николай Алексеевич Дегтярев — участник боев на Мамаевом кургане и штурма Берлина. В Сталинграде он командовал отделением минеров, подрывал железобетонные огневые точки врага, затем во главе саперного взвода дошел до столицы гитлеровской Германии и в полдень 2 мая 1945 года осколком снаряда расписался на стене парадного входа в рейхстаг: «Н. А. Дегтярев». Он, верный боец хлебного фронта до войны, и теперь, невзирая на пожилой возраст, трудится на элеваторе по-гвардейски, как фронтовик, знающий цену хлеба.
Начало поступления зерна нового урожая на элеватор здесь считается началом праздника хлеборобов.
Праздник хлеборобов... Он отмечается каждым колхозом, совхозом по календарю обмолота: урожай не тот, что на ниве в валках, а тот, что в закромах. Праздничным салютом принято считать разгрузку последней повозки или грузовика в элеваторный бункер. Люди подхватывают в ладони, на лопаты зерно и подкидывают его вверх. Взлетают в воздух, подобно искрам яркого костра, каскады зерен, затем золотым дождем льются на непокрытые головы, на поднятые к небу восторженные лица. Каждый старается поймать горсть зерна — вот какой хлебец закладывается в государственные закрома! Звонкость, аромат — всему миру на радость!..
Помню, какие концерты давал коллектив художественной самодеятельности элеватора в честь колхозов и совхозов, успешно завершивших план поставки зерна государству. Руководил самодеятельностью секретарь комсомольской организации элеватора Василий Бондаренко. Он играл на гармошке, хорошо пел, а если шел выплясывать вальс-чечетку, то завораживал зрителей четким ритмом, легкостью удивительно красивых движений. Все в лад, все под музыку, заразительно, весело, ярко.
Эстраду главной площадки элеватора мы, как могли, оборудовали сами и назвали ее комсомольской. Здесь читали стихи, пели, плясали, разыгрывали короткие сценки. Василия Бондаренко знали во всем районе и как остроумного сатирика, умеющего сочинять частушки и водевили на местную тему. У него были активисты. Помню их поименно: братья Логиновы, сыновья Гордея Логинова, — Федос, Захар и Онуфрий — высокие, стройные парни; их называли кудряшами: смолистые волосы пышно пенились у них над головой — одно загляденье. С ними выступала младшая сестра, первая красавица села, голосистая Агаша, работавшая тогда лаборантом. Появятся, бывало, они вчетвером на сцене, и диву даешься — где и под каким солнцем, какой художник создал такие выразительные живые скульптуры. Вместе с ними участвовали в самодеятельности еще два Логиновых — Егор и Николай, сыновья Никифора Логинова, статные парни с широким размахом плеч, грузчики. Заключали концерт остроумные и шустрые братья Николай и Петр Мироновы, белокурые крепыши, любившие исполнять частушки. С ними, как правило, выходила на сцену Аня Иванова, курносая, ясноглазая, с солнечной улыбкой девушка. Иногда их дополнял чтением комических рассказов и юморесок, опубликованных в журнале «Крокодил», всегда угрюмый, казалось, не умеющий улыбаться и оттого вызывающий особенно заразительный смех аудитории Сергей Живинин.
В весеннюю пору и зимой, когда на элеваторе наступало затишье, агитбригада, составленная из этих активистов художественной самодеятельности, выезжала на полевые станы и в колхозные клубы показывать свое искусство. В этих случаях бригаду возглавлял Федос Гордеевич Логинов.
Когда грянула война, они всей бригадой явились в райком комсомола и потребовали отправить на фронт в составе комсомольского батальона. Их просьба была удовлетворена: хорошие спортсмены, сильные, здоровые и жизнерадостные люди, сумеющие развеселить бойцов в нужную минуту.
Веселить... На фронте в начальный период войны было не до веселья. В первых же боях на подступах к Москве погиб Захар Логинов, затем Агафья Логинова — тогда ей исполнилось лишь 19 лет; были тяжело ранены братья Николай и Петр Мироновы...
После боев в Сталинграде от бывшей агитбригады элеватора остались в строю только Онуфрий Гордеевич Логинов да вернувшиеся из госпиталя братья Мироновы. А когда кончилась война, то в элеваторный поселок вернулся один Василий Бондаренко, что умел так красиво и пламенно плясать. Вернулся без ноги, инвалидом войны. Позже стало известно, что остался в живых после тяжелого ранения Федос Гордеевич Логинов, который теперь работает в Москве, в главке элеваторного строительства Министерства сельского хозяйства.
Вместе со мной от Сталинграда, через Запорожье, Одессу, через Польшу, до Берлина дошел бывший грузчик элеватора Онуфрий Гордеевич Логинов, дошел и...
Иду к элеватору, и под ногами похрустывает шлак угольных топок. Поблескивающие сизыми боками окатыши шлака похожи на черных тараканов. Я даже остановился, посмотрел на обочину — нет ли поблизости ручейка или просто лужи. В сумерках черные тараканы носятся по земле в поисках водопоя.
Столкнуться с огромными массами черных тараканов мне довелось в Берлине после переправы через соединительный рукав канала Тельтов-Даме.
Ожидая возвращения разведчиков, я прилег на отлогий откос дамбы невдалеке от воды. Лежу, прислушиваюсь к свисту пуль, вглядываюсь в задымленное небо. За дамбой должна взвиться зеленая ракета наших разведчиков: «Порядок, можно начинать переправу». Рядом со мной притаились радист Петр Белов и помощник командира огневого взвода полковой батареи Онуфрий Логинов. Сигнала все нет и нет. Вечерняя темнота уже сгустилась до смолистой черноты. Земля вздрагивала от дальних взрывов. И вдруг, чувствую, будто зашевелился, задвигался верхний слой покрытия дамбы. Непонятный шорох справа и слева. Затем за спиной, у воды, послышались чмокающие звуки. Словно свора собак жадно принялась лакать воду. Не веря ни ощущениям, ни слуху, я поднялся и, под прикрытием дамбы, прошелся вдоль берега. На каждом шагу под ногами треск и омерзительное чавканье. Останавливаюсь — и треск прекращается. Шагаю снова и чувствую, что давлю какие-то существа. Включаю карманный фонарик и... О, ужас! Скопища черных тараканов. Крупные, они, поблескивая сизыми спинками, войлоком наползали на песчаную отмель, к водопою. И так дружно и неотвратимо, сплошняком, что некуда поставить ногу, хоть взлетай в воздух и улетай подальше от такого нашествия.
Наконец-то взвилась зеленая ракета. Радист передал сигнал штурмовым отрядам: «Начинайте!» — и я, не задерживаясь, перенес свой наблюдательный пункт на чердак полуразрушенного дома за дамбой. Просто-напросто тараканы вытеснили нас из безопасного укрытия.
Начхим полка объяснил мне причины такого нашествия черных тараканов. Три недели назад на эту часть Берлина, на Рудов, был обрушен удар двух тысяч американских «бостонов». Остались сплошные развалины. Водопровод и канализация вышли из строя. Всюду камни и кирпичная пыль. Нигде ни капли воды. И вот тараканы, вероятно, чутьем нашли путь к воде через дамбу и в эту ночь сползлись сюда со всех улиц и кварталов разрушенного района.
В полдень мне позвонил командир полковой батареи:
— Товарищ майор, скончался гвардии сержант Онуфрий Гордеевич Логинов.
— Как скончался?
— В медсанбате после ранения в грудь.
— Где он был ранен?
— Подобрали на дамбе отводного канала...
— Не может быть...
Я вспомнил нашествие черных тараканов. Будь они прокляты! Из-за них я поспешил сменить наблюдательный пункт. Онуфрий Логинов почему-то замешкался, приотстал от меня. В тот момент мне подумалось: «Он остался встречать своих батарейцев». Приотстал и, как теперь выяснилось, попал под свинцовую метель, взметнувшуюся в тот момент над дамбой.