Моя легендарная девушка
Шрифт:
Алиса, Алиса и только Алиса занимала мои мысли, как вдруг до меня дошло, что у меня сейчас, наверное, самый замечательный день рождения за всю жизнь.
И тогда зазвонил телефон.
13:33
Мы с Саймоном дружили с давних пор, еще до школы. В первый день, когда нас привели в детский сад, он попытался стянуть пакет томатных чипсов из моего ранца, воспользовавшись тем, что я был по уши увлечен игрой в «Ската» в миске с водой со Стивеном Фоулером. Но что-то — наверное, шестое чувство — заставило меня обернуться и взглянуть на свой ранец как раз в то мгновение, когда Саймон запустил туда свои жадные пальцы. Вихрем помчался я через комнату, выхватил у него чипсы и дал ему в зубы. Миссис Грин не очень понравился устроенный мной самосуд, но в дальнейшем никаких проблем не было. Потому что с того самого момента мы с Саймоном стали лучшими друзьями.
Сейчас,
Так вот, в то время, пока я проводил юность перед телевизором, за книгами и в кино, Саймон (по крайней мере, с того дня, как увидел в «Тор of the Pops» [41] «Дюран Дюран» [42] , которые демонстрировали на себе такое количество косметики, что «Макс Фактор» [43] бы позавидовал) изучал и воспроизводил одну за другой всех эксцентричных и невротических личностей рок-н-рольного извода. Когда он доучивался последний год в мужской средней школе Бичвуд, он завел себе привычку всегда ходить с наушником в одном ухе, даже когда был без карманного радио, к которому этот наушник изначально прилагался, потому что так было похоже, что в ухе у него слуховой аппарат, которым щеголял в то время его любимый Моррисси [44] . В шестом классе он открыл для себя реггей и буквально на следующее утро уже поминал Джа через каждые полслова. Через неделю он всякого человека, облеченного властью — а особенно учителей шестых классов, — называл «вавилонянином». Он знал, что многие его считают чокнутым, но знал и то, что те же самые люди, особенно девушки, считают его прикольным, хоть и «не от мира сего». Это было частью его большого плана. Однажды журналист из ка-кого-нибудь музыкального журнала спросит его о школьных годах, и тогда Саймон помолчит немного, затянется «Силк Кат» [45] и скажет:
41
Модный глянцевый журнал.
42
Музыкальная группа, популярная в 70–80 годы XX века.
43
Косметическая фирма.
44
Солист группы «Smith».
45
Марка сигарет.
— Я всегда чувствовал себя изгоем.
Он знал о музыке все, но именно поэтому у его группы не было никаких шансов. Музыка «Левого берега» была скучна, надоедлива и заслуживала уважения только за старательность. Саймон так глубоко увяз в истории рок-н-ролла, что совсем не мог от нее абстрагироваться. Ему недостаточно было написать хорошую песню, он хотел (да что там — ему было просто необходимо) написать что-то «классическое», чтобы впечатлить всех музыкальных идолов, что постоянно жили в его сознании. Придумать такие слова, чтобы Боб Дилан в свой доэлектрический период заинтересованно приподнял бровь, такую мелодию, чтобы Джон Леннон в гробу начал каблуком постукивать в такт, и такое забабахать на сцене, чтобы Джимми Хенрикса, с его соло на гитаре зубами, просто с ног сбило. И в качестве поклонниц ему требовались битломанки, никак не меньше. Но я был твердо убежден — левоберегомания никогда не станет словом, хорошо знакомым широкому потребителю музыкальной продукции, и точно не попадет в Оксфордский словарь английского языка. Само название его группы было ужасное, оно наводило на мысль о беретах, джазе пятидесятых, сигаретах без фильтра, поэзии битников и пьянчугах, рассуждающих о Сартре, ни страницы из него не прочитав. (Кстати, Саймон Сартра не читал, я — читал, но умнее от этого не стал.) Эту нелепую кличку навесила на них Тамми, девушка Саймона и будущая Йоко Оно. Она была на три года его младше и совсем не походила на девушек, которые ему нравились. Он всегда заявлял, что «любит хор-рошую задницу»,
Мы с Тамми возненавидели друг друга буквально с первого взгляда, но держались в рамках приличия, потому что у нас было нечто общее — Саймон. И хотя мы с ним довольно открыто обсуждали и критиковали друг друга, у нас было негласное правило — я ничего не говорил про его девушку, а он молчал про мою. Даже после того, как мы с Агги расстались, он понимал, что только мне позволено ругать ее на все лады, а если он вздумает присоединиться ко мне, я должен буду набить ему морду, чего бы мне это ни стоило.
Когда Саймон зашел ко мне на следующий день после того, как Агги меня бросила, он понятия не имел, что произошло. Да если бы и знал — что бы он мог сделать? Лишь оставить меня наедине с моими мыслями и дать послушать свой любимый альбом Леонарда Коэна. Чтобы принести утешение, ему понадобилось бы умение слушать, но Саймон всегда предпочитал говорить сам. Умение готовить тоже пригодилось бы. Но главное, чего ему не хватало для того, чтобы удачно выступать в роли «утешительницы», так это отвлекающей внимание груди, на которой можно было бы прикорнуть, к которой можно было бы прижаться или просто восхищаться ею издали. Мне нужна была Алиса, но она по-прежнему была в Бристоле. Когда Саймон спросил, где Агги, я соврал, что она уехала навестить кузину в Вулверхэмптон. Рано или поздно он узнает правду. Иначе и быть не могло. Я только не хотел при этом присутствовать.
Взяв послушать свежекупленный мною диск Элвиса («That’s The Way It Is»), который я приобрел специально, чтобы немного себя подбодрить, и собравшись уходить, он спросил, что Агги подарила мне на день рождения. Только тогда я вспомнил, что меня так насторожило, когда мы встретились у обувного отдела, — у нее не было с собой подарка. Как тот голландский мальчик, что пальцем закрывал дырку в дамбе, я попытался сдержать поднимающуюся волну слез, но они неумолимо надвигались. Наконец я уже больше не мог этого выносить, я испустил несколько всхлипов, исполненных животной боли, тонких и жалобных, и, не успев даже напомнить самому себе о гордости, отчаянно разрыдался. Громко хлюпая носом, я попытался произнести что-то членораздельное, но только бессильно открывал и закрывал рот.
— Хрр-хлюп она хрр-хрр-хлюп-хлюп меня-а хлюп-хлюп бро-о-о-сила-а-а-а!
Саймон беспомощно оглядел комнату в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне пережить эту душевную боль. Потерпев сокрушительную неудачу в своих поисках, он глубоко вздохнул, твердо положил мне руку на плечо и сказал:
— Все будет хорошо, парень.
Весь в слезах и соплях, согнувшись пополам от душивших меня рыданий, я кивнул ему в знак согласия и сказал, что сейчас успокоюсь, и предложил пойти куда-нибудь вместе выпить. Выпить нам так и не случилось, потому что в этот день он репетировал со своей группой. И когда две-три недели спустя я увидел его снова, мне захотелось поблагодарить его за то, что он был со мной в ту трудную минуту, но все же в большей степени мне хотелось забыть об этом.
— Ты пропустил офигительный отрыв, — пророкотал Саймон в трубку, имея в виду свое вчерашнее выступление. — Наши дела идут в гору.
Так оно и было. На этой неделе «Мелоди Мейкер» [46] очень благосклонно отозвался о последнем выступлении «Левого берега» в Лондоне. Саймон увеличил статью на ксероксе своего отца до формата АЗ, подчеркнув синим фломастером выражения типа «керосиновый драйв», «великолепное лекарство от постмодернистской тоски» и мое любимое, там его песни называли «продуктом, сработанным по эргономичному рецепту, идеально подходящему для тех, кто хочет, чтобы его музыка тютелька в тютельку соответствовала концу двадцатого века». Но еще хуже было то, что «Левый берег» уже подписал контракт на запись альбома. В прошлом году их нашла какая-то фирма «Айкон», дочерняя компания «ЕМ1». С первого же аванса Саймон смог купить новую гитару, и теперь ему было не нужно пособие по безработице. Когда он сообщил об этом на бирже труда, там чуть не умерли от радости.
46
Музыкальный журнал.
— Вряд ли это твоя главная новость, — недоверчиво сказал я. — Выкладывай, что у тебя там.
Саймон уклончиво кашлянул.
— Слушай, забудь, ладно? Сам не знаю, что на меня нашло. Ничего серьезного. Просто забудь.
Я так и сделал, потому что именно этого Саймон желал меньше всего. Если ему хотелось поиграть, я, как минимум, мог изобразить равнодушие, чтобы его позлить.
— Ну, и как дела? — спросил я, хотя не особенно хотел это знать. Я сейчас был не в настроении выслушивать Саймона, вернее, не в настроении выслушивать, что на этой неделе дела у него шли великолепно.