Моя легендарная девушка
Шрифт:
Я: А чем ты вообще занимаешься?
Она: Я буду поступать в университет в Солфорде на социологию.
Я: Почему?
Она (слегка смущенно): Потому что меня больше интересуют люди, чем деньги. По-моему, неправильно, что в наши дни, в нашем веке есть бездомные. Можешь считать меня старомодной, но я социалистка.
Я: Ты веришь в платоническую любовь?
Она: Нет. «Платоническая любовь — это всего лишь мгновение между первой встречей и первым поцелуем». Не надо оваций. Это не я придумала.
Я:
Она (смеется): Да. Но память о нем живет в сердцах тех, кто юн, смел и свободен.
Я: Какой твой любимый фильм?
Она: Это может прозвучать претенциозно, но я считаю, что ни один фильм никогда не сравнится по выразительности с книгой. И все-таки должна признать, что мне определенно нравится Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани».
Я: Какая самая странная мысль приходила тебе в голову?
Она: Если действительно существует бесконечное число параллельных вселенных, содержащих все вероятные решения, которые я когда-либо могла принять, то интересно, как бы повернулась моя жизнь, если бы я в свое время согласилась выйти замуж за Асима Али. Он сделал мне предложение, когда нам было по шесть лет.
Я: Ты меня любишь?
Она: Я так тебя люблю, что, когда я пытаюсь осмыслить свои чувства, мой мозг не в состоянии их постичь. Это как бесконечность. Я этого не понимаю, но таковы границы моей любви.
Между первым и последним вопросом прошло примерно пять месяцев. Мы начали встречаться где-то между «Ты веришь в платоническую любовь?» и «Как ты думаешь, Элвис и вправду умер?». Последний вопрос как раз и послужил темой для беседы на нашем первом настоящем свидании в ярко освещенном, переполненном и лишенном малейшего намека на романтику зале «Королевского дуба» [12] . В глубине души мне всегда казалось, что я с самого начала знал, что у нас ничего не получится. Такие прекрасные истории случаются только в телесериалах. Но наш первый поцелуй убедил меня, заставил меня поверить, что все это правда. Все мои страхи, вся моя недоверчивость рассеялись в одно мгновение.
12
Известный лондонский паб.
К финалу нашего первого свидания я еще не совсем понимал, что именно между нами происходит. Да, мы несколько раз держались за руки и довольно активно флиртовали, но мы так ни разу и не поцеловались — по крайней мере, не поцеловались по-настоящему. В конце вечера я чмокнул ее в левую щеку, как я целовал, например, бабушку, и отправился домой, взяв с нее обещание встретиться вновь. Всю неделю до нашего следующего свидания я провел в мучительной неизвестности. Что же это все-таки было? Да, мы провели вечер вместе. Но может, мне только показалось, что это было свидание. Может, для нее в этом не было ничего особенного — так, провела вечер с приятным парнем, и все. Может, это только я всю неделю напролет мечтал о ней, а она и имя-то мое с трудом вспомнит. Мне нужно было знать наверняка. Без этого я не мог дальше жить. Я даже набрал ее номер, чтобы задать главнейший вопрос, но вся моя храбрость внезапно улетучилась, и я положил трубку не дожидаясь ответа.
— Скажи, я твой парень?
«Я твой парень?» — такой вопрос обычно задает девятилетний мальчик своей однокласснице. В более сложных отношениях ему не место. Я прекрасно знал правила: я должен казаться спокойным и невозмутимым и ни в коем случае не подавать виду, что это не так. Сначала мы, наверное, будем иногда проводить время вместе (подразумевается, что она при этом сможет «проводить время» и с другими), затем мы начнем встречаться (и она уже не сможет «проводить время» с кем-нибудь еще, даже если захочет), и, наконец, она станет моей девушкой, а я — ее парнем (к этому времени ей уже расхочется «проводить время» с кем-нибудь еще, потому что она будет счастлива со мной).
Когда наступил час нашего второго свидания, мы встретились, как и договорились, у музыкального магазина «Селектадиск». Наши планы в общем и целом сводились к тому, чтобы провести весь день на площади у ратуши, бросая хлебные крошки голубям (это была ее идея). Но случилось иначе. Первое, что она сделала, увидев меня, — крепко обняла и поцеловала так страстно, что у меня буквально подкосились колени. Такое сильное чувство я испытал впервые в жизни. Дальше было еще лучше: она посмотрела мне прямо в глаза и спросила:
— Скажи, я твоя девушка?
А я ответил:
— Да, ты — моя легендарная девушка.
Перед нашим разрывом тоже был поцелуй.
Поцелуй, который вдребезги разбил мои мечты, мои надежды и наши отношения. Этот поцелуй я вспоминал по несколько раз в день. Вспоминал и год, и два спустя. Был день моего рождения, и я только недели две как вернулся в Ноттингем. Агги никуда не уезжала — той весной она окончила университет, а потом все лето проработала официанткой. Мы договорились встретиться у обувного отдела в универмаге «Броадмарш». Когда я пришел, Агги уже была на месте. Не понимаю, почему это меня не насторожило, — она была довольно пунктуальна, но никогда не приходила на свидания раньше времени. В руках у нее ничего не было, но истинное значение этого факта открылось мне много позже.
Мы провели потрясающий вечер, празднуя мое двадцатитрехлетие, — возможно, слишком потрясающий. Мы бродили по магазинам и притворялись, будто только что поженились и теперь обустраиваем наше любовное гнездышко. Мы болтали, шутили, смеялись — я был на вершине блаженства. И неважно, что у меня не было ни работы, ни денег, ни будущего, — я был в гармонии с этим миром. Я был счастлив.
Мы ехали домой на «Фиате» ее матери, я сидел на переднем сиденье рядом с Агги. Не доезжая до своего дома, Агги свернула на Рилстон-роуд и остановила машину в тупике около Крестфилдского парка. Отстегнув ремень безопасности, она поцеловала меня. Ошибки быть не могло — это был прощальный поцелуй.
Этот поцелуй означал: «У нас ничего не получится».
Этот поцелуй говорил: «Мне от этого еще больнее, чем тебе».
Я подумал: «Это Последний Поцелуй».
Она сказала, что уже давно чувствовала, что я жду от нее большего, чем она может мне дать.
Она сказала, что мне нужен кто-то, кто сможет быть со мной всегда.
Она сказала, что она меня все еще любит, но теперь ей кажется, что этого мало.
Она сказала, что ей двадцать один, мне двадцать три, и нам давно пора жить полной жизнью, а мы вместо этого живем по привычке.