Моя любовь, моё проклятье
Шрифт:
Только обычно получалось так: Полина намеревалась почитать новости или посмотреть кино, в общем, отвлечься от больничных проблем. Но незаметно для самой себя вновь и вновь зависала на каком-нибудь форуме, посвящённом Сашкиному недугу, хотя, в общем-то, уже на сто рядов перечитала всевозможные медицинские статьи об аортальной недостаточности и лечении этого порока, просмотрела сотни чужих историй, а с некоторыми, кто перенёс подобное или кому оно ещё предстояло, даже вступила в переписку. Почему-то от этого общения становилось легче. Не так одиноко. И к тому же убедилась, что Яков Соломонович не впустую её обнадёживал: замещение аортального клапана
Сегодня тоже на душе было неспокойно, хотя эта тревога уже давно переросла в хроническое состояние. Однако время спустя Полина поймала себя на том, что вместо привычных форумов придирчиво разглядывает фотографию с какого-то светского мероприятия, на которой блистали во всей красе Ремир Долматов и его спутница. Её имя даже не называлось, подметила Полина. Значит, не так уж и много она для него значит. Может, вообще подружка на раз?
Но тут же себя и одёрнула: «Тебе-то какое дело? На раз или на два? Он — твой директор. Пусть красивый, пусть безумно сексуальный, но он — просто босс. С ним не может, не должно быть никаких отношений, кроме сугубо рабочих. Тем более после сегодняшнего».
Однако именно «сегодняшнее» и не давало покоя. Гад он, конечно, думала Полина. Какого чёрта так её отругал, оскорбил при людях? Эта его ручная болонка Алина наверняка хвостиком от радости виляла. Впрочем, и злиться, и обижаться, и негодовать можно сколько угодно, но тот его взгляд до сих пор волновал так, что внутри всё сладко сжималось.
Сначала Полина пыталась отогнать эти глупые мысли. Уж ей-то есть о чём переживать, помимо вздорного тирана-директора. Но глупые мысли не желали уходить, настырно лезли в голову, будоражили кровь, вызывали совсем уж какие-то нереальные фантазии…
Выходные-праздники пролетели быстро. Все три дня Полина металась между домом, рынком, больницей и банками. Объездила адресов, наверное, двадцать из тех, что работали по субботам. Но без толку. Везде требовали справку с места работы, а конторы, что сулили быстрозайм под бешеный процент, но зато без всяких справок, такую большую сумму не давали.
Полина старалась слишком уж не унывать, уповая на Назаренко. И вообще не унывать, иначе опустятся руки. А раскисать нельзя.
Дел домашних она свернула громадьё — перестирала всё, перегладила, убралась в квартире и на балконе, даже до люстры, что висела в зале, в кои-то веки добралась.
Эту старую, с хрустальными висюльками люстру, оставшуюся ещё от бабушки, она раз сто советовала Ольге выбросить и искренне недоумевала, зачем сестра хранит такое старьё. А вот теперь сама не могла от неё избавиться, руки не поднимались. Руки и в самом деле не поднимались после того, как она перемыла и обтёрла с нашатырём каждую висюльку.
Вообще-то, к порядку в доме Полина относилась без рьяного фанатизма. В грязи не зарастала, конечно, но если вещь лежала не на месте, это её абсолютно не нервировало. И вот такие генеральные уборки случались непредсказуемо и нечасто. В этот
Что странно, грядущая рабочая неделя её ничуть не напрягала. Совсем не было того гнетущего чувства, которое наваливалось каждое воскресенье на предыдущем месте работы. Даже напротив, Полина отметила с удивлением, что в груди трепещет лёгкое, приятное волнение, похожее на предвкушение. Словно у старшеклассницы перед школьной дискотекой.
Хотя с чего бы ему взяться, предвкушению? Коллектив в «ЭлТелекоме» довольно сволочной. Взять хотя бы надменную секретаршу Алину, или перегарную кадровичку, или вот злючку-Лизу. Сама работа — тоже не предел мечтаний. Весь день копировать! Это же отупеть можно. И всё равно логика тут была бессильна — все такие понятные и очевидные минусы с лихвой перекрывал один лишь непонятный, но такой страстный взгляд господина Долматова. Даже под аккомпанемент оскорблений. Шлюховатый вид! Это же как обидно!
«Да это очень даже обидно! И оскорбительно. И несправедливо», — повторила она себе с назиданием, мол, опомнись, приди в чувство. Но сердце в ответ лишь радостно дрогнуло. Завтра она снова увидит его…
Полина разозлилась на себя. Что она как кошка, в самом-то деле? Где гордость? Где праведный гнев? Где… А может, и не увидит. У них ведь этажи разные. В пятницу, к примеру, они встретились в приёмной случайно. Если бы Лиза её не отправила с бумагами, если бы он в тот момент не вышел из кабинета… Хотя в таком наряде, какой она таки купила себе, лучше бы он её и впрямь не видел.
Нет, всё по дресс-коду: мышиного цвета блузка с длинными рукавами, простая и строгая, но ткань с претензией на атлас; чёрная юбка-карандаш чуть ниже колен, балетки. Только вот куплено всё это добро на китайском рынке. И беда не в том, что вещи дешёвые, а в том, что они вопиюще дешёвые, и это было видно. Это бросалось в глаза, прямо-таки кричало. Даже приглядываться особо не нужно, чтобы заметить, что материал третьесортный, что нитки торчат бахромой, что разухабистые строчки идут вкривь и вкось, а швы топорщатся. И если после стирки юбка более или менее разгладилась и села по фигуре, то блузка, напротив, превратилась в бесформенную тряпку. Надеть такую — и смело можно на паперть идти за подаянием.
Собственно, так оно и есть: всё упиралось в деньги, которых кот наплакал, а надо ещё как-то дотянуть до десятого, когда квартиранты, что снимают квартиру родителей, заплатят за следующий месяц. Так что всб следующую неделю придётся позориться в этом безобразии.
Была мысль рискнуть и заявиться снова в чём-нибудь запрещённом, такого у неё много — красивого, дорогого, всякого. Но Полина отогнала эту мысль как деструктивную: гнев господина Долматова, если уж честно, почему-то её не слишком пугал, а даже наоборот — будоражил, но зато пугали последствия. Она ведь пока там на птичьих правах. Вдруг он уволит её за неподчинение? Такие вот командоры, которые, ко всему прочему, вспыльчивые и горячие, физиологически не переносят ослушания. И на расправу быстры. Поэтому тряпка так тряпка, вздохнула Полина, уныло взирая на испорченную блузку. Сестра её, любительница этномоды, тоже вон вечно носила какие-то балахоны и при этом любые критические выпады в свой адрес парировала: «С лицом — всё к лицу».