Моя любовь навсегда
Шрифт:
Да так, что по коже Антона пожали мурашки.
— Ма… — позвала Илону Милана, но резко замолчала, когда Глеб толкнул жену прямо к полке со свечами.
На все действие ушло не больше секунды, а для них оно стало вечностью. Кадр за кадром Антон видел, как изумленная Илона полетела к скачущим огонькам. Как те, словно стайка оранжевых бабочек, бросились на свою жертву. Схватились за тонкий шлейф платья, обвили волосы, отчего запах серы надолго осел во рту и легких.
Капал на пол раскаленный воск, безудержное пламя бросилось на все уязвимые поверхности. Первой к мечущейся матери кинулась Милана, и Антону пришлось автоматически схватить
— Нет! Отпусти! — заорала она в отчаянии.
— Шагайте! — рявкнул Глеб и отскочил от горящей жены. — Живо!
Хлынувший сверху поток пены, отделил их от Илоны, упавшей на пол. Огонь перекинулся на картины, неистово пожирая произведения искусства, пока до него не добралась противопожарная система. Раздались громкие крики, потом послышались шаги. Резали до слез глаза едкий дым и аромат паленой плоти.
Стоны и хрипы матери Миланы, ее содрогающееся от боли тело под снежно-белым покровом навсегда остались в памяти Антона. Он с трудом вытащил ее, сопротивляющуюся и кричащую, на улицу. Буквально силой довел до мигнувшего в приветствии минивэна, ждущего их на отсыпанной дорожке. Кто-то припарковал его на заднем дворе, далеко от главных ворот. Здесь почти не работало освещение, поэтому неприметный черный цвет позволил ей слиться с темнотой безлунной ночи.
— Я убью тебя, — сквозь слезы выдавила Милана, когда за ними захлопнулась дверь.
Она не обещала. Она клялась себе, ему, всем присутствующим сейчас в салоне.
Неоновым цветом вспыхнула панель управления, и компьютер сразу построил маршрут.
— Боюсь, что сегодня не твой день, доченька, — сладко причмокнул Глеб, усевшись на заднем сиденье. Он ткнул пистолетом в Антона, которому пришлось перебраться на водительское. — Гони, канареечка. И лучше тебе не попасть к полиции на досмотр, иначе ваши мозги украсят стекла и обивку.
Трясущимися руками обхватив кожаную оплетку, тот проглотил горький ком и посмотрел на пункт назначения. От написанного адреса в навигаторе внутри все застыло, будто его окунули в ледяную воду.
«Проспект Невский 5, корпус 4. Ресторан “Баболовский дворец”».
Глава 59. Чудовище в темноте
Милану трясло, а внутри все сжималось от собственной беспомощности.
Перед глазами вновь и вновь возникала картинка, как ее мать летела на свечи. Пламя бросилось на невесомую ткань, пробралось вверх по телу, опалило кожу. Потом жадно схватило в кулак светлые волосы и распространило вокруг прогорклый запах.
От него до сих пор стояла горечь во рту и наворачивались слезы. Или они были по другому поводу?
— Шагайте! — рявкнул Глеб, затем указал на темнеющее впереди здание ресторана «Баболовский дворец».
Первое детище семьи Канарейкиных. Их финансовый успех и стартовая точка, после которой они стали теми, кем являлись сейчас. Весьма символично, что именно сюда их привезли для расправы. А в том, что в живых они не останутся, Милана почти не сомневалась.
Глеб не пожалел жену, которую называл своим творением. С чего бы ему заботиться о судьбе нелюбимой дочери? Человекоподобная мерзость не имела права дышать с Миланой одним воздухом, но удача, кажется, благоволила ее отцу.
Нет, не отцу. Донору спермы.
— Она выживет, — услышала Милана голос Антона, пока они бесшумно двигались по дорожке через сад. — Я уверен, что ей помогут.
Почему в окнах не горел свет? Где охрана? Кто отключил систему слежения и уличных дронов с камерами? Откуда у Глеба электронный ключ от задней калитки?
Тысяча вопросов без ответа роились в голове Миланы, подобно пчелам в улье. Выдохнув, она ступила на мраморные ступеньки. Задний вход, ведущий в служебный коридор, насколько ей запомнилось, оказался не заперт. Дурное предчувствие вытеснило все прочие эмоции и оттолкнуло на задний план подступающую истерику.
— Что вы сделали с охраной? — спросил Антон, и Милана чуть не закричала на него.
У нее до сих пор жгло руку от прикосновения, когда он уводил ее из горящего дома. Да, Глеб бы их застрелил. Или одного из них, а второго просто ранил. Но у них имелся реальный шанс спасти Илону, — спастись самим, в конце концов! — если бы не дурацкая паника Антона, подступившая так не вовремя.
«Ты злишься не на него, а на себя», — шепнул разум.
«Да».
Милана мысленно согласилась с доводами рассудка, однако бестолково мечущиеся в груди эмоции мешали рациональному мышлению. Она обвиняла то себя, то Антона, то Глеба, то бездействующую полицию в доме.
Они же все видели и знали. Но никто его не остановил.
Каблук подвернулся, и Антон крепко схватил ее выше локтя. На мгновение в свете подключившихся ботов их взгляды встретились. Теплота орехового основания с травянистой обводкой радужки ненадолго погрузили Милану в транс. Да такой сильный, что стало не до Глеба и посторонних звуков.
Чувства, которые она там увидела, не оставили сомнений: Антон винил себя побольше нее. Раскаяние, тоска, печаль и сожаление — все перемешалось внутри него. Оно давило так сильно, что Милана задохнулась от нахлынувших на нее переживаний. Захотелось подойти, уткнуться ему в грудь, втянуть носом знакомый свежий запах и обнять. Крепко, крепко.
А потом заверить, что все будет хорошо.
— Какая трогательная картина. Вы, ребятки, за километр излучаете столько тошнотно ванильной любви, что меня выворачивает наизнанку, — прозвучало рядом с ними.
Милана увидела, как Антон весь напрягся и сжал челюсть, затем повернулся к Вадиму Красовскому.
— Закрой пасть, — рявкнул он, после чего дернулся к бывшему другу, однако вовремя сдержался. Потому что у того тоже был в руках пистолет.
— Давай сюда документы, — Глеб отскочил от взбешенного Антона чуть ли не на два метра, затем протянул руку. — Новый биометрический паспорт, деньги.
— Я думал, ты привезешь жену.
Вадим не торопился, наслаждался происходящим и переводил насмешливый взор то на него, то на Антона с Миланой.
В прошлом, когда парни дружили, она все никак не могла запомнить его внешне. Таким несуразным и непонятным он казался. Будто весь соткан из глины с песком. Как голем — антропоморфное создание из еврейской мифологии: без черт, красок и какой-то индивидуальности, присущей каждому живому человеку.
Сейчас же в Вадиме появилось нечто темное, что сложно воспринималось на глаз. Кривая улыбка демонстрировала сильную асимметрию лица, короткий ежик русых волос добавлял ему некоторой аскетичности. Заостренный нос впавшие щеки и глубоко посаженные глаза, смотрящие на них с довольством, навевали ассоциацию с дикими койотами.