Моя малышка
Шрифт:
– А что с колбасой случилось? – Я разглядываю надкус.
– Жрать захотел в метро! Ничего, не помрёшь!
Сели за стол. Решили начать с Поросёнкиного виски.
– Ну, за тебя, чувак! – высказался Димон, и мы чокнулись. – Молодец, роды принял! Нехуёво, как говорится!
– Сейчас многие так делают. С нашими больницами я бы только дома и рожал! В больницах стресс, дети психами вырастают.
– Как мы? – спросил Димон и закусил колбасой.
Поросёнок спросил:
– А как же кровища? И всё остальное… Страшно?
Димон не дал мне ответить:
– Я тут недавно себе зуб вырвал. Вот там была кровища, брызнула, как из крана, чуть не помер!
– Ты сам себе вырвал зуб? – уточнил я по слогам. Поросёнок наполнил рюмки, Димон разинул пасть и продемонстрировал, помимо недожёванной колбасы, прореху в частоколе жёлтых клыков.
– А чё, он у меня ещё со школы болел. Я все оттягивал, оттягивал. И тут, короче, начали праздновать на работе Новый год, я возвращаюсь домой, а зуб ноет – пиздец. А я нагрузился порядочно в тот вечер.
– Ну и чё?
– Чё, взял плоскогубцы, подошёл к зеркалу и хрясть! Хруст был, как будто палку сломали! – гогоча закончил Димон, глядя на наши сморщенные от отвращения и страха физиономии.
– Блин, пиздец! – Я схватился за свою челюсть, как будто зуб собирались выдрать мне.
– На следующее утро проснулся и подумал, что бабу свою замочил – везде пятна крови. Потом вспомнил, баба ведь к родителям уехала, и челюсть болит. Сначала страшно было. Лежу один на диване, скулю, трясусь, думал, подохну. Потом водки хряпнул, у меня была в холодильнике, и заснул. Нормально…
Мы примолкли. Слышно только, как челюсти пережёвывают колбасу, а глотки проглатывают.
– А что ж мы за дочку-то не пьём?! Как, кстати, назвали? Лизой или Соней? – первым очухался Поросёнок.
– А почему обязательно Лизой или Соней?
– Сейчас всех девочек или Лизами, или Сонями называют. У меня, например, Соня.
– Лиза нам, в принципе, нравится. А ещё Клара.
– А сына назовите Карл! – заржал Димон.
– И подарите им кораллы! – добавил Поросёнок.
– И на кларнете научите играть! – Димон даже подавился от хохота.
– Клара украла у Карла кораллы. Карл ул-к-рал у К-р-лары карл… тьфу ё… – изгалялись мы, вытирая слёзы, выступившие от смеха.
После виски открыли перцовку. Колбаса кончилась. Я пошёл отлить.
Моя мама очень беспокоилась, как пройдут роды. Мы не говорили родителям, что собираемся рожать дома, чтобы они не волновались. Если мама волнуется – это для всех проблема, помощи никакой, зато паника ужасная. Когда мама узнала, что малютка родилась, она тотчас отправила отца покупать всякие прибамбасы для новорожденной, а сама кинулась к нам помогать. На контрасте с моими суматошными предками родители Маши восприняли появление на свет внучки гораздо спокойнее. Они буддисты, им всё по хер.
Мама металась по нашей квартире, пытаясь быть полезной. Первым делом она зажгла везде свечи и расставила православные иконы вперемешку с портретами целителя Лесовалова, мужчины с лысиной и длинными, растущими из висков и затылка волосами. В советские времена мама проявляла свою активность по партийной линии, теперь переключилась на мистические учения. Она поставила на всех скакунов в этом забеге. Надеюсь, не из-за неразборчивости, а из уважения ко всем верам. Впрочем, иногда мне кажется, что мама ходит в разные храмы на всякий случай. Неизвестно ведь точно, какое божество заправляет небом. Надо перестраховаться.
Первым делом мама крестилась. Потом стала посещать синагогу и концерты в католическом соборе. Увлеклась экстрасенсами, ясновидящими и учениями об исцелении космической энергией, потом… Мамины фавориты в области религий и исцелений меняются раз в полгода. С истинно русской страстью она возводит на пьедестал новых идолов, свергая прежних. Впрочем, некоторые задерживаются в её сердце, и она их успешно совмещает друг с другом. В мамином мире царит полное конфессиональное согласие. Возможно, поэтому она напрямую общается с Всевышним. Делает это с помощью так называемого маятника – грузика, висящего на нитке. Задаёт маятнику вопросы и получает ответы – «да» или «нет» – в зависимости от того, в какую сторону маятник крутится. Её не смущает, что рука немного дрожит, а в комнате сквозняк.
Короче, примерно через неделю после родов возвращаюсь я из магазина и встречаю у нас маму.
– Я была в синагоге, там мне ханукальные свечи подарили, держи, день рождения будет – в торт поставишь. – Мама сунула мне две упаковки цветных свечей.
– Спасибо, мам.
– В церкви, в Хамовниках, молебен заказала за здравие Маши и малышки, и за твоё тоже. У нас у дома плохая церковь, говорят.
– Спасибо, мам.
– Ты заметил время родов?
– Девять ноль пять.
– Запиши мне куда-нибудь, сделаем гороскоп.
– О’кей, мам.
– Я вчера была на сеансе Лесовалова с Нелькой, я тебе о ней рассказывала. По секрету, она ясновидящая. Так вот, она видела рядом с ним ангелов-хранителей, а в зале было пятьсот магов, которые ему помогали. – Мама перешла на командно-партийный тон: – Вам с Машей надо к нему сходить. Там у мужчины за один сеанс щитовидка прошла.
– Здорово…
– Я проверила твой вибрационный ряд (кроме всего прочего, мама лично занимается космическим целительством), у тебя смещение энергетического двойника… Что это у тебя на майке?
– Певец, мам… – На груди у меня фотография рок-кумира восьмидесятых.
– Он живой? – уточняет мама.
– Нет.
– Нельзя носить на себе фотографию мёртвого человека. Это формирует отрицательную энергию.
– Мам, давай потом, а? – Ещё чуть-чуть, и начну орать, чтобы она от меня отстала. К счастью, маму распирало от жажды деятельности, и она не стала задерживаться на смещении моего энергетического двойника.
– Мне маятник сказал, что Маше надо шиповник пить и котлеты есть. Я у вас в морозилке мясо нашла, разморозила и решила котлет нажарить, – решительно заявила она.