Моя Мишель
Шрифт:
– У тебя зубы лишние?-спрашиваю с наездом, готовая втащить ему от злости. Даже наличие его друзей рядом, меня не пугает. Меня теперь вообще, мало чем напугать можно.
– А ты че такая дерзкая?-оживляется парень, плечами дёргает, изображает желание накинуться, чтобы напугать.– За пилоткой своей лучше следи!
– За языком своим следи!-рявкаю, глаза от ненависти округляются, напрягаются. Судя по всему, выгляжу я и вправду дико. Друзья этого парня одергивают, внимание его от меня отвлекают, чтобы не связывался.
– Таблетки свои жри, а то весна на
Не самый лучший день в моей жизни. Сперва помогала любимому парню трусы для его девушки выбирать, потом меня чуть не изнасиловал алкаш, потом лучший друг предал, а теперь еще и эта перепалка с пацанами в автобусе. Неприятно, настолько что кожа зудит, нервы по всему телу напрягаются. Горечь во рту скапливается. От обиды и несправедливости. Реветь хочется. Но в моей жизни бывали дни похуже. Например, когда мама умерла, о чем нам сообщили из больницы по стационарному телефону. Виктор Антонович повесив трубку, буквально слетел с катушек, и вместо поддержки, выпорол меня шнуром от кассетного магнитофона, обвиняя во всех смертных грехах. До сих пор помню то состояние, когда до смерти напуганный двенадцатилетний ребёнок пытается залезть в щель между стеной и холодильником в надежде укрыться от обжигающего шнура и слепой ярости в лице взрослого мужика. От страха и боли, я готова была залезть под линолеум, только бы он меня не бил… Мне кажется, что в глубине души, я до сих пор осталась тем напуганным, захлебывающимся от слез, заикающимся от ужаса ребенком, пытающимся спрятаться в небольшую щель… По крайней мере, моя жизнь не раз мне напоминала, о том кто я, на самом деле.
Выхожу на своей остановке и знакомым маршрутом иду в сторону автомойки. Она работает круглосуточно, поэтому есть возможность напроситься у начальства на ночлег. Домой я больше не вернусь. Нет никакой гарантии в том что это не повториться. А в другой раз, бабы Люды может не оказаться рядом…
–О, Мишель, ты чего здесь?-спрашивает Женька, автомойщик работающий в ночную смену.
– Да скучно дома, решила немного поработать.-давлю из себя приветственную улыбку. Стыдно признаться в том что мне некуда идти.-Сан Саныч ещё здесь?
–Его сегодня не было, не приезжал.-отвечает Женя, электрический чайник включает. Когда работы совсем нет, автомойщикам можно расслабиться в комнате отдыха для персонала, где помимо небольшого стола, чайника, холодильника и микроволновки, есть ещё и стары вонючий диван, вобравший в себя все ароматы грязной робы и химический запах моющих средств.
– Он же начальник! Хочет приезжает, хочет не приезжает.-добавляет Женя чуть громче, из-за начавшего громко шипеть чайника.
Сан Саныч, мужик немного за тридцать имеющий в собственности сеть автомоек по всему городу – очень хороший человек. Он принял меня на работу, когда я в возрасте пятнадцати лет в поисках подработки шла пешком через весь город, попутно заходя во все встречающиеся по пути заведения. Я заходила в кафе, магазины, пит стопы, и просила любую работу. Была готова мыть посуду или полы, стоять у кассы целый день без перерыва, только бы иметь возможность хоть немного заработать. Отчим тратил все пособия на алкоголь и мне совсем ничего не перепадало. Но никто из руководства пройденных мной заведений не желал связываться с малолеткой. В одном кафе администратор была готова взять меня мойщицей посуды, но для трудоустройства по закону, требовалась справка из вечерней школы. Они должны были убедиться в том, что я не пропускаю занятия в обычной школе и хожу на уроки по вечерам. Но справки у меня не было.
А Сан Саныч, окинув меня жалобным взглядом тяжело вздохнул и взял на подработку не требуя никаких документов и не задавая лишних вопросов относительно моей семьи. Он честно выплачивал мне зарплату, а после того как мне исполнилось восемнадцать, трудоустроил официально. Он единственный из всего коллектива автомойки, кого я могу посвятить в некоторые подробности личной жизни и попроситься пожить здесь несколько дней.
– Слушай, Жень, раз я все равно приехала, давай я вместо тебя сегодня в ночь выйду.-спрашиваю с надеждой и опередив парня, хватаю вскипевший чайник и наливаю кипяток в его кружку, в которой уже находится чайный пакетик.
– Не испугаешься?– прищуривает один глаз, смотрит с сомнением.– Здесь ночью никого нет, только камеры.
– Пуганая.-отвечаю и протягиваю парню кружку с чаем.
– Ну смотри, где тревожная кнопка ты знаешь.-радостно сообщает Женя и ставит кружку на стол. Наспех лямки резиновых штанов скидывает.– Я хоть высплюсь сегодня, как белый человек.-улыбается, штаны снимает. Торопится переодеться в чистую одежду.
Комната отдыха у нас одна, и если когда мне нужно переодеться парни деликатно покидают помещение чтобы меня не смущать, то сами они вообще не стесняются. Могут запросто переодеваться и ходить в одних трусах прям перед моим носом. За столько лет работы с мужиками, я давно привыкла и совсем перестала смущаться сама.
Ночью редко кто приезжает на мойку, но иногда встречается и такое. Если кто приедет, непременно постучат или посигналят. И пока никого нет, падаю на грязный диван, свою косуху в клубок сворачиваю и под голову подкладываю. Неудобно и некомфортно. Но это лучше, чем вернуться обратно домой. В тишине проносятся воспоминания о событиях прошедшего дня. В носу щиплет от вселенской несправедливости. Наверное, это чувствуют все дети, рано лишившиеся матери. Каждый раз сталкиваясь с неприятностями, мне кажется что все было бы гораздо лучше, если бы мама была жива. Я думала что с возрастом это пройдёт, но прошло уже шесть лет, а я до сих пор чувствую критическую нехватку её тепла. Это тепло не заменят даже солнечные лучи, умеющие согреть все что угодно. Не заменит самая горячая грелка, подложенная в сиротскую постель. Я не успела напитаться её любовью и заботой, не успела вырасти и сформироваться, для того чтобы смело шагать по линии жизни. Там где была мама, сейчас, леденящая душу пустота и тревога. Мне её очень не хватает….
Конец ознакомительного фрагмента.