Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь

Тоцка Тала

— Какое лазерное шоу? — не поняла Оля.

— Как какое? Ты же сказала, бро предложение сделал? — с подозрением переспросила Юлька.

— Ну да, сделал.

— А что, он лазером на скале ничего не писал?

— Он его на крыше сделал, — Оля в последний момент опустила то, что он его сделал в бронежилете и с автоматом. — Но никакого лазера там не было. Мы тогда еще до Испании не доехали.

— Так

это я тебе его сдала! — расстроенно воскликнула Юля. — Что же мне так не везет, а? Как ни поделюсь чем-то, так обязательно окажется, что это очередная тайна Мадридского двора!

Выяснилось, что Костя уже давно собрался сделать Оле предложение, о чем и сообщил отцу. Юлька по обыкновению подслушала и все растрепала.

Чтобы не подставлять сестру перед старшим братом, Оле пришлось убедительно сыграть изумление, когда поздним вечером на соседнем обломке скалы появилась голографическая проекция: «Милая, выходи за меня замуж». Они с Авериным как раз сидели на террасе за столиком и пили чай. Ромашковый, конечно же.

Зато удовольствие играть не приходилось. Конечно, это было приятно, особенно, приятно было видеть, как напряженно Костя вглядывается в ее лицо, пытаясь понять, нравится ей или нет.

Ей нравилось, и колечко тоже понравилось.

— Я хотел, чтобы мы прилетели сюда, и собирался сделать предложение здесь, — заявил Аверин, когда она, припертая к стенке, наконец-то сказала: «Да». — Я давно это понял, еще когда мне твой паспорт на глаза попался. Я даже не сообразил сначала, что это за Кетлер. Мы с сыном будем Аверины, а ты Кетлер, куда это годится, милая? Ты тоже должна быть Аверина. Но когда услышал ваш разговор с Даниялом, начал сомневаться, что ты согласишься.

— Как ты мог его слышать? У тебя дома стоят «жучки»? — возмутилась Оля.

— Во-первых, у нас дома, — поправил Костя, — а во-вторых, нет у нас «жучков». Я под окном стоял. Приехал раньше, купил ирисы, и в голову романтика ударила. Увидел, что внизу свет горит, захотелось к тебе в окно постучаться с цветами.

— Ты совсем уже, Аверин, — вздохнула Оля. — Я бы подумала, что это не ты, а вор, стукнула тебя вазой по голове, и была бы у нас романтика в отделении травматологии. Погоди, ты что, через забор перелез? Ты же потом на машине во двор заехал?

— Зачем через забор? — удивился Аверин. — через калитку вошел, а машину под забором оставил. Услышал, что ты замуж не хочешь, начал думать, как теперь тебя уговаривать. А потом в Париже… Я понял, что не могу тебя потерять, что не хочу без тебя. Ты можешь отказываться, можешь отбиваться, но ты все равно станешь Авериной.

— Ты уже придумала нашему сыну имя, милая? — Костя решил сменить пластинку, но Оля уже знала, что это такой тактический ход.

Он обязательно вернется к этому разговору и не раз. Так что от свадьбы, похоже, не отвертеться. Правда, оставалась надежда, что удастся уговорить жениха отметить бракосочетание в узком семейном кругу, а это уже было не так масштабно.

— Я тут подумала, — изобразила Оля святую простоту, — может быть, Марк? Аверин Марк Константинович, красиво звучит.

Видать, изобразила плохо, потому что будущий отец не купился.

— Скажи, милая, он уже до тебя добрался? — Костя приподнял ее за подбородок. — В глаза смотри. Добрался, — кивнул с удовлетворением, — все ему неймется.

— Ольчик, а вы точно мне племянника родите? — не отставала будущая тетка. — Тут падре меня уже достал, чтобы я тебя упросила назвать его внука Мариком. Ну ты же понимаешь, звали бы его Ксенофонтом, в жизни бы не согласилась. Но Марик годное имя. Марк Константинович, скажи, красиво звучит?

— Кость, — потерлась Оля щекой об заросший подбородок, — давай пусть он сначала родится?

— Конечно, милая, как скажешь, — Костя еще подоткнул плед.

Они лежали на террасе и смотрели на море. И на звезды. Днем было тепло, даже жарко. Даже загорать было можно. А сейчас похолодало, но уходить не хотелось.

— Как же здесь здорово, Костя, — она уткнулась в его шею. — И чего я так упиралась, дурочка, не хотела в Испанию?

— Потому что ты не была Авериной, — подумав, заключил Костя, — а теперь ты уже почти она, вот и мудреешь на глазах.

— Сколько раз ты встал в очередь, когда раздавали бахвальство и спесь, любимый? — Оля легко прикусила мочку уха.

— Я в этот день был эксклюзивным покупателем и брал столько, сколько смог унести, — снисходительно заявил будущий муж, — но, если надо, говори. Могу поделиться.

***

Оля вышла из репродуктивного центра и пошла по дорожке, с трудом переставляя ноги. А они не слушались, заплетались, грозились подвести в любой момент и подломиться. Руки безвольно висели вдоль тела, пальцы цепко держали файл с заключением УЗИ и прикрепленными к нему фотографиями.

Анфиска, наревевшись вместе с ней, отказывалась ее отпускать, но Оля ни секунды больше не могла вынести в этих стенах. Ей надо было на воздух. Ей надо было видеть Костю.

Он не пришел на УЗИ, не успел. Звонил ей, Анфисе, но Оля не позволила взять телефон. Опоздал, значит опоздал. И плевать, что его вызвали к себе какие-то генералы, плевать. Сколько можно. Пусть ему генералы детей рожают, а Оля сама обойдется.

На садящийся перед зданием центра вертолет даже не обратила внимания. Подумаешь. Для нее вертолеты в последнее время как велосипеды стали. Надоели.

— Оля, — Аверин бежал прямо через сугробы, вот тебе и весна. — Оленька, я опоздал? Они не перенесли? Прости, хорошая моя, девочка моя, прости!

Подлетел, схватил за озябшие руки. Файл с заключением упал к ее ногам. Костя побледнел и спросил севшим голосом.

— Что случилось, милая? Что-то… что-то с ребенком?

Оля покачала головой, глядя в одну точку.

— Он… здоров?

Она кивнула. Аверин наклонился вперед, уперевшись в колени и шумно выдохнул. Постоял так, потом спохватился.