Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2
Шрифт:
Глава 24
— Ага! Прилавки мне ломает! — Подгавкнул Вачик.
— Он продает людям некачественный товар, — сказал я. — Дурит, попросту говоря.
Чоба так и не отвел от меня своего холодного взгляда. Маленькие его глазки на полном лице казались какими-то рыбьими и безжизненными. Решительно непонятно было, что же на уме у этого армянина.
— Вон, народ весь возмущается, — поддержал меня Фима.
— Пусть даст нормальных апельсинов, и мы уйдем, —
— Какой народ? — Вдруг сказал Маленький Чоба. — Я что-то не вижу, чтобы вокруг кто-то ругался на апельсины нашего Вачика.
Чоба развел руками. Краем глаза я видел, как возмущение окружающих быстро исчезло, впрочем, как и сами окружающие. Почувствовав опасность, которая исходила от этого человека и его людей, покупатели быстренько рассосались, смешались с толпой остальных посетителей базара, оставив нас один на один с авторитетом.
— Вот! И всех покупателей мне распугал! — Снова вставил аэродром свои пять копеек.
— Ты зачем Вачегану торговлю портишь? Зачем некрасиво так себя ведешь? А если уж тебе его апельсины не нравятся, покупай где-нибудь еще, — очень хрипло проговорил Чоба.
— Пусть наложит мне нормальных апельсинов, — не отступал я.
— Каких апельсинов?! Ты у меня ничего не покупал! Врет он все, Ара Рафикович, врет! — Снова вякнул нечистый на руку торговец.
— Ты про Вачика не ври, он у нас порядочный человек, — сказал Чоба.
— Ваш порядочный человек гнилью торгует. Нужны доказательства? Вон, они у вас под ногами валяются. Нехер покрывать таких подонков, — проговорил я, добавив в голос еще больше льда.
Чоба нахмурился, поджал свои пухлые, в темных пятнах губы. Я видел, как один из его людей поигрывал кастетом, другой разминал сбитые кулаки. Третий, пузатый, откинул куртку, демонстрируя всем придавленный объемным животом ТТ, сидящий за поясом.
— Не надо, Витя, — взял меня за плечо Степаныч. — Не связывайся еще и с этими. Давай у кого-нибудь другого апельсинов купим.
— Вот, послушай своего старшего товарища, — Чоба улыбнулся. — Но только заплати Вачику за испорченный товар и иди себе с миром.
Глаза аэродрома заблестели, а сам он растянулся в желтозубой конской улыбке.
— Знач так, платить мы ему ничего не будем, — сказал я. — Пусть отдаст наши апельсины, тогда мы уйдем.
— Витя, — снова потянулся ко мне Степаныч.
— Ты че безобразничаешь, мальчик? — Даже удивился Чоба. — Ты зачем так дерзко разговариваешь со мной? Поучить тебя, как надо со старшими говорить?
— Поучи своих торгашей людей не дурить.
Чоба недобро заулыбался. Сказал что-то на армянском, и его люди подступили к нам. Я тут же схватился за рукоять моего Макарова, хранящегося во внутреннем кармане. Степаныч с Фимой, как один полезли в карманы за оружием.
— Чоба! Чоба! — Послышалось из толпы, — Чоба!
Авторитет,
— Чоба! — Прибежал крепкий армянин запыхавшись. Видать, гнал со всех ног. — Там снова эти… скины! Фашики! Громят прилавки со стороны южного входа.
Чоба обернулся к нему так, как будто был бессмертным и забыл о моем пистолете.
— Фашики? — Он громко выругался по-армянски. — Ай! Я зачем вас на входах поставил, а?!
— Ну мы отошли… — Виновато проговорил крепкий.
— Повезло тебе, мальчик, — сказал Чоба, блеснув мне своими рыбьими глазами.
Потом, подгоняя армян на своем, повел всю группу вглубь рынка. Их широкие спины исчезли за людским потоком.
— Мало тебе, Витя, проблем на голову? — Проговорил Степаныч.
— Степаныч, — обернулся я к нему, — ты забыл, как сам гонял бандосов еще три года тому? Когда это ты за голову взялся?
— Я ж за тебя переживаю, Витя. Разве ты не понимаешь?
— Понимаю, — я кивнул. — Потому тебя и держусь.
Потом я посмотрел на перепуганного, оставшегося один на один с нами Вачика. Его помощник и вовсе залез в машину и посматривал на нас из глубины кузова.
— Не надо никакой компенсации, — торопливо проговорил торговец. — Я все сам пособираю.
— И апельсины, — напомнил я.
— Да-да, конечно! Выбирай, дорогой, каких тебе положить?
* * *
— Что значит, пустой?! — Крикнул Седой, потом выматерился трехэтажным мерзким ругательством. — Куда оно могло все деваться?! Михалыч вывез?!
— Это не Мехалыч, — сказал ровным голосом Косой. — Если бы наркоту переместили, я бы узнал. Его люди у меня на крючке.
— Ну а кто тогда?!
Этим днем в Павлине было почти пусто. Привычный Косому зал для особых гостей также оставался безлюдным. Тут, как это часто бывало, они с Седым и встретились.
Когда Седой услышал неприятные новости, вскочил из-за стола так, что тот сдвинулся, упал фужер, наполненный вином. Спиртное полилось, пропитывая скатерть между блюдом с перепелками на вертеле и запечённой с салом картошкой. Косой подумал, что вино напоминает ему кровь. Кровь, пропитывающую чью-то одежду.
Официант — молодой парнишка, чуть за двадцать, одетый в белую рубашку и жилет с бабочкой, кинулся было вытирать, но Седой гаркнул на него:
— Пшел вон! Вон отсюда!
Тот, не проронив ни слова, быстро удалился. Косой оперся руками о столешницу. Медленно дожевывая, посмотрел куда-то в стену, отсутствующим взглядом. Потом, вздохнув, сел. Вытер рот галстуком, стряхнул с одежды капельки вина.
— Не знаю как, Косой, но тебе надо найти наркоту. Знаешь, сколько там денег?
— Догадываюсь, — суховато ответил он.