Моя опасная леди
Шрифт:
— Ты куда?
— Неважно, — ответила она. — Ты прав, я не буду ломать тебе судьбу.
Всю ночь Катя ходила по городу, а на следующее утро пришла в родной детдом и попросила у директрисы денег, не объясняя, зачем они ей нужны. Девушке полагалось мизерное выходное пособие, а директриса, женщина понимающая и привязанная к своей воспитаннице, лишних вопросов задавать не стала, а просто открыла кошелек и выдала Кате просимую сумму. Девушка поблагодарила и ушла с твердым намерением больше никогда не возвращаться сюда.
Через неделю, опустошенная физически и морально, Катя Горина стояла на пороге военкомата.
— А ты говоришь, свободный выбор, — невесело улыбнулась Катя, закончив свою исповедь.
— Какой кошмар, — выдавила я, потрясенная ее рассказом. — Катя, неужели тебе не приходило в голову, что ты можешь полюбить еще раз, встретив хорошего человека? Зачем тебе понадобилось вообще идти в армию?
— Знаешь, я тогда, наверное, не очень-то понимала, что делаю. Мне просто было невыносимо оставаться там, где я была вместе с Павлом. О поступлении в вуз я вообще думать не могла. А еще казалось, что все знают о моем позоре, как-то так получилось, что я выросла с немного старомодными понятиями о чести. Наверное, Дина Петровна, директриса нашего детдома, этому виной. А армия… Понимаешь, мне захотелось круто изменить свою жизнь, чтобы вообще ничего не напоминало о прошлом. В армии же дни заполнены под завязку, там некогда горевать. По поводу новой любви… Видишь ли, Ирина, желающих было много: кто хотел просто, как это говорят, развлечься, кто действительно имел серьезные намерения, но… — Катя замолчала.
— Что «но»? — подтолкнула я ее. — Договаривай. Неужели никто до тебя так и не достучался?
— Один человек почти смог, но я узнала, что никогда не смогу иметь детей: резус отрицательный, стрессовое прерывание первой беременности, нагрузки на неокрепший организм… Это мне в медсанчасти доктор объяснил, хороший такой старикан, правильный… А Игорек потом на медсестре женился, нам в часть писал, фотографию с сыном на руках присылал… Он очень хотел детей, понимаешь?
— Понимаю…
— Так я и осталась в армии, сначала на сверхсрочную службу, потом добилась перехода в контрактные войска, так как командир части что-то больно усердно стал меня задвигать на штабную работу.
— А разве это плохо?
— Может быть, и хорошо, но не для меня. Я не могу уже по-другому, не могу без армейского братства, моя военная карьера может быть только карьерой боевого офицера.
— А ты офицер? — спросила я.
— Да, я лейтенант.
— А в Тарасов ты в отпуск приехала?
— Не совсем. Вернее, совсем не в отпуск. Просто не хотелось останавливаться в военной гостинице, вот я и написала Косте. Мы с ним в Чечне вместе воевали, после одного случая стали почти братьями.
— Расскажи, — попросила я, так как жизнь Кости Шилова была для всех сотрудников телецентра тайной за семью печатями.
— А он сам разве ничего не рассказывал?
— Нет, он не из разговорчивых.
— Извини, Ирина, тогда я тоже не буду. О себе могу говорить сколько угодно, а о других — уволь.
— Ладно, — пожала я плечами, слегка обидевшись, но не подавая виду. — Так зачем ты все-таки приехала в Тарасов?
— Понимаешь, меня командир части направляет в высшее десантное училище как перспективного офицера, а так как я в армию уходила именно отсюда, нужны кое-какие документы. С почтовым запросом что-то тянут, вот меня наш подполковник и отправил лично. Велел спокойно на месте разобраться, все равно пока у нас там некоторое затишье, а мой зам с ротой справится, мужик толковый.
— Так ты собираешься и дальше продолжать воевать?
— Да, армия теперь навсегда стала моей судьбой, я уже не сумею жить по-другому… Да я говорила!
— Значит, ты все-таки счастлива?
— Ну, в какой-то мере, — усмехнулась Катя. — Если бы еще не было столько проблем из-за того, что я женщина!
— А их много?
— Больше, чем ты можешь себе представить! Знаешь, сколько мне пришлось доказывать, что я не хуже мужиков? Начиная с того, что меня вообще в армию брать не хотели.
— А много у нас в армии женщин? Не просто военнообязанных, а таких, как ты?
— Мало, таких, как я, вообще единицы. И командование вовсе не спешит предавать огласке этот факт. Хотя могли бы неплохо сыграть на нем.
— Каким образом? — заинтересовалась я.
— Неужели ты не знаешь, что в последнее время парней в армию палкой не загонишь? А если показать воюющих женщин, то это будет весомым аргументом для ужесточения призывных норм, дескать, женщины могут, а парни что?
— Ну и почему же тогда армейское руководство не хочет этим воспользоваться?
— Да потому, что ты и сама верно отметила во время нашего знакомства, что мужики вовсе не стремятся признать равенство полов, а уж военные — в особенности. Именно эта твоя фраза и подвигла меня согласиться на участие в передаче.
— Спасибо. — Честно говоря, меня порадовало Катино решение.
— Да не за что. Ты мне лучше скажи, что в твоих передачах вообще происходит? И что мне там делать придется?
— Лучше давай вернемся на студию, там можно будет просмотреть старые записи, так тебе понятнее станет. А то меня мои коллеги уже, наверное, потеряли. Я ведь должна быть на рабочем месте.
— А я и забыла, что у тебя работа, извини, расслабилась.
Мы вернулись в мой рабочий кабинет, где меня встретили укоризненные взгляды Галины Сергеевны. Я скорчила самое виноватое лицо, на которое только была способна, она в ответ понимающе вздохнула, изобразив всем своим видом «а я что говорила?», однако не сказала ни слова, вместо этого затребовала моего срочного участия в планировании дальнейших съемок с Перовой. Я нехотя согласилась, так как понимала, что мне предстоит стать одним из действующих лиц этих самых съемок, хотя очень не хотелось расставаться с Катей. Но пришлось передоверить мою гостью Лере, которая отправилась с ней в операторскую показывать старые записи.
Практически до конца рабочего дня мы с Галиной Сергеевной утрясали график съемок, так как неожиданно всплыла масса проблем: то был занят Павлик, который все-таки не прикреплен к нашей группе окончательно и бесповоротно, то члены семьи Перовых никак не могли выбрать для нас время… Одним словом, к вечеру у меня уже в голове мутилось от телефонных звонков. Ничего себе, легкая передача! Хотя жаловаться мне не на кого, сама все это затеяла. А Галина Сергеевна только ехидно на меня поглядывала, продолжая воплощать всем своим видом правоту, умещающуюся в набившую оскомину фразу «а я что говорила?».