Моя опасная леди
Шрифт:
— И кого он грохнул? — рассмеялся Валерка. — Мою тезку за то, что она не стала с ним делиться своим мышиным кормом? Или у вас тут случилась битва титанов за право обладания этим креслом?
— Не смешно, Валерий, — укоризненно покачала головой Галина Сергеевна.
— Так вы что это, серьезно? — Лицо Гурьева вытянулось.
— Да уж серьезней некуда, — саркастически подтвердила я. — Валерка, ну будь человеком, отнеси сумку, а?
— Да отнесу-отнесу, не ной! Ты только толком расскажи.
Пришлось рассказывать все еще раз, к тому же
— Лихо, — подытожил Гурьев, выслушав меня. — Знаете, дамы, а Пашка-то наш серьезно влип, спасать парня надо. Не мог он пойти на убийство. Я ментов понимаю, они теперь в него намертво вцепятся, так как копать глубоко им не хочется. Но, если честно, мотив выглядит не очень убедительно. Если бы Пашка попытался убить Катю шесть лет назад, я бы смог это понять. А сейчас? Она же ничем ему навредить не могла: парткомов и месткомов больше нет, а нашему шефу моральный облик сотрудников до одного места. И уж тем более его не интересуют всякие старые грешки людей, которые на экране не показываются.
— В этом мы с тобой солидарны, — согласилась Галина Сергеевна. — Павлика надо спасать.
— Но давайте сначала спасем нашу передачу, — попросила я. — А потом займемся Павлом. Все равно в настоящий момент мы ничего для него сделать не можем.
— Это вы не можете, — Гурьев задумчиво походил туда-сюда, — а я попробую. Вечером вернусь и расскажу, что удалось.
Он резко развернулся на каблуках и стремительно вышел. А треклятая сумка осталась дожидаться моих рук. Я обреченно уцепилась за ее ручки и оглянулась на свою начальницу:
— Ну что, Галина Сергеевна, пойдемте к монтажникам? До выхода в эфир осталось не так уж много времени.
— Если честно, Ирочка, — она страдальчески скривила губы, — то у меня сейчас нет никакого настроения работать. — Думаете, у меня оно есть? — горько вздохнула я. — Мне еще хуже, потому что под угрозой следующая передача, которую я так хотела сделать. Так что давайте сожмем зубы и постараемся сделать свою работу как надо.
— Ох уж это вечное «надо»! Никуда от него не деться. Оно преследует нас от рождения до самой смерти.
Я и сама не представляла, как будет трудно сосредоточиться на работе, когда в голову все время лезут мысли о Кате, Пашке, этом загадочном отравлении… Тем более что так разителен был контраст между тем, чем мне приходилось заниматься, и тем, что меня занимало. Галина Сергеевна тоже пребывала не в своей тарелке, а еще очень недоставало Леры. Я настолько привыкла к тому, что наша помощница всегда рядом, что ощущала ее отсутствие как нехватку какой-нибудь важной части собственного организма. Никто не совал в руки нужную бумажку, не напоминал о том, что еще не сделано, никто не бежал утрясать и улаживать такие важные в нашей работе мелочи…
К обеду мы с Галиной Сергеевной с горем пополам управились, но чувствовали себя так, словно нас пропустили через мясорубку.
— Ирина, — устало спросила наш главный режиссер, — ты не знаешь, где Лера хранит свой хваленый лимонник? Нам бы с тобой сейчас чайку с ним…
— Все ее травки в шкафчике, только вот понятия не имею, как этот лимонник выглядит, — откликнулась я. — Может, сходим кофе попьем?
— Ты иди, если хочешь, — вздохнула Галина Сергеевна, — а я тут посижу. Что-то у меня сердце нехорошо себя ведет, не до кофе мне, знаешь ли.
— Ой, не хватало, чтобы еще и вы свалились. — Я подозрительно оглядела свою начальницу, ища на ее лице следы надвигающегося сердечного приступа. — Может быть, корвалолу накапать?
— Не дергайся, — слабо отмахнулась она, — это все не так страшно, как кажется. Иди пей кофе.
— Нет уж, лучше я с вами останусь и заварю обычного чаю. Он тоже вроде бы должен тонизировать, если верить рекламе.
— А ты веришь?
— Ну не то чтобы очень…
— А раз не веришь, на тебя и не подействует. Об этом наша Лерочка недавно говорила. Если не веришь, даже и обезболивающее не подействует. А если веришь, то и обычная вода станет целебной. И когда она вернется из милиции, хотелось бы знать? Сил уже нет никаких ее дожидаться.
— Воду? — переспросила я удивленно, так как Галина Сергеевна совершила слишком резкий переход от одной темы к другой.
— Какую воду? Валерию нашу. Сама подумай, что воде в милиции делать? Это же не Водоканал, а правоохранительные органы. Иди лучше сама за водой, чаю хочется.
— Уже иду!
Я принесла чайник одновременно с возвращением Леры и Кости. Ребята выглядели подавленными.
— Ну как там? — опередила меня с вопросом Галина Сергеевна.
— Пока никак, — выдохнула Лера, опускаясь в кресло, даже не сняв куртку. — Выслушали они меня, записали все, а потом следователь куда-то ушел, вернулся с парой бумажек и заявил, что мои показания ровным счетом ничего не меняют.
— Почему? — Меня интересовали подробности.
— Мы с Костей тоже переспросили. Следователь скривился, но все-таки снизошел до ответа. По времени получается следующая картина: в семь пятнадцать Павлик в центре вышел из машины. На дорогу до квартиры Кости ему нужно было около десяти минут, в восемь ноль пять он уже был на месте. Ко мне ему пришлось добираться, если пешком, то двадцать минут. То есть с Катей он пробыл не менее двадцати минут, а если Павлик на чем-нибудь ехал, то еще больше.
— И что из этого следует?
— Врачебная экспертиза показала, что Катя подвергалась воздействию цианида примерно в семь сорок — семь пятьдесят, — заговорил Костя. — Получается, что Павел вполне мог ее отравить.
— А вы его самого видели? — спросила Галина Сергеевна. — Какое там! — махнула рукой Лера. — Об этом с нами никто даже разговаривать не стал. И с его показаниями нас тоже знакомить отказались. Следователь сказал, что мы не имеем права вмешиваться, так как даже не родственники. Что теперь делать?